Порасспросив швейцаров и горничных, мы узнали, что оружейные магазины в городе имеются, но в весьма небольшом количестве.

В один из них мы втроем и отправились – Рихард, Ингольф и я.

Проездив час на монорельсе и колесных платформах (что-то вроде троллейбусов), мы вышли на нужной улице – это было почти на окраине.

Магазин мы обнаружили по вывеске – три скрещенных двойных топора-лабриса, повернутых обухом вверх.

Мы зашли внутрь. За прилавком, что нас порядком удивило, стоял вовсе не какой-нибудь немолодой крепыш с дубленым загривком и короткой стрижкой, на лице которого явственно написаны годы, проведенные в армии, – именно так выглядели продавцы в большей части оружейных лавок, куда заносила нас судьба. Нет, в роли продавца тут выступала довольно юная девица, при нашем появлении едва пошевелившаяся.

Даже беглый осмотр витрин убедил меня, что ничего по-настоящему серьезного тут не продавалось.

Маленькие короткоствольные пистолеты небольшого калибра, годящиеся разве что для стрельбы в упор, пистолеты пневматические, гражданские разрядники, стрелявшие крошечным гарпунчиком на стальной леске, по которой шел ток.

В одной из витрин расположилась целая коллекция разнообразных дубинок – от обычных пластиковых до электрошоковых и телескопических, с динамической силой удара в восемьдесят кило.

Из более солидных вещей было лишь с полдюжины типов охотничьих ружей.

Рихард осведомился у скучавшей за прилавком девушки, можно ли купить какое-нибудь из них.

На что та – невыразительного вида существо лет восемнадцати, ну никак не гармонировавшее с понятием «оружейный магазин», – ответила, что, разумеется, уважаемые господа могут купить любое из этих изделий, предъявив документы, а также свидетельство о благонадежности из полицейского комиссариата не более чем месячной давности. А чтобы приобрести охотничье оружие, нам понадобится к тому же законным образом оформленная охотничья лицензия, или удостоверение окружного стрелка, или грамота о принадлежности к сословью фермеров.

Попутно мы узнали, что точно такие же документы нужны, если уважаемые клиенты захотят приобрести капкан или отравленную приманку.

Ингольф не удержался и спросил, кто такой окружной стрелок. На что девица ответила, что это очень важная и уважаемая должность: так называется человек, занятый истреблением на вверенной ему территории бродячих собак, кошек, крыс, мышей и прочих вредных животных. Оные стрелки входят в Генеральное Управление окружных стрелков, действующее под эгидой Всепланетной природоохранной инспекции, и она даже может сообщить адрес, куда следует обратиться, если мы захотим поступить на эту службу.

Я несколько обеспокоился – мы очередной раз выдали свою неосведомленность о местной жизни, – но девица не производила впечатления слишком умной. В худшем случае примет нас за какую-нибудь тупую деревенщину из самых глухих урочищ Серебряных гор или Большого императорского хребта (так здесь именуются Кордильеры). Да, в конце концов, мало ли шляется всяких странных типов в третьем по величине городе Межокеанских провинций, заселенных на две трети потомками выходцев со всех имперских земель и на треть – со всего остального мира?

Уже когда мы, сконфуженные, отошли от магазинчика шагов на двадцать, Рихард вдруг рассмеялся. Как оказалось, развеселило его то, что на витрине, где демонстрировались разнообразные капканы, он увидел несколько моделей мышеловок. Их тоже нельзя было приобрести без соответствующей бумаги.

(К слову: позднее мы узнали, что бумаги нужно оформлять не только для ловли мышей, но даже на отлов жуков и бабочек, не считая «вредителей садов, пашен и амбаров», – так гласил соответствующий указ. И за незаконный отлов насекомых полагался довольно-таки чувствительный штраф. Непонятно, правда, кому нужно их отлавливать? В Каоране, по крайней мере, жуков и гусениц не ели.)

Покинув магазин, мы свернули не в ту сторону и поняли это только тогда, когда вместо станции монорельса оказались черт-те где.

Точнее, в квартале весьма подозрительного вида, кишащем странного вида народом. Взор мой выхватывал из толпы то толстую, накрашенную не хуже индейца девку в компании аж трех мужиков, лапающих ее так, словно они собирались приступить к более тесному общению прямо здесь. То сбившихся плотной кучкой типов с недобрым, крысиным взором исподлобья. То широко и вместе с тем страшновато улыбающихся наркоманов, которых даже со спины выдавали дерганая размашистая походка и вихляющиеся движения тела. В толпе мелькали мужеподобные бабы в кожаной одежде, усаженной декоративными металлическими пластинами и шипами, небрежно поигрывающие хлыстом – средством добычи денег, и томные красавчики с подведенными глазками, в длинных женских платьях.

Попадающиеся навстречу типы в масках и широких нетопырьих плащах придавали всей картине незабываемый колорит: смесь чего-то зловещего и одновременно карнавального.

По крайней мере, хорошо, что маски тут носят не все: вот бы был номер, выглядели бы мы не лучше, чем компания европейских женщин в мини-юбках и с открытыми лицами, свалившаяся неизвестно откуда на площадь горного селения где-нибудь в Пакистане.

Кто это такие, мы еще не успели узнать. Может быть, таков обычай этого народа? Или их вера? Или так одеваются члены здешнего общества любителей канареек? Не расспрашивать же встречных или соседей по гостинице…

Все равно как у меня дома кто-то спросил бы, к примеру: а что это за дядьки в серой форме на машинах с мигалкой?

На тротуарах расположились торговцы (в основном торговки) – траченные жизнью особы, продававшие пиво, разливаемое ими прямо из открытых деревянных и пластиковых корыт, и нехитрую закуску к нему.

Узкие улочки, потемневшие глухие стены домов в шесть-семь этажей.

Непрерывная вереница разнообразных заведений довольно убогого вида – головизионных залов, кабаков, «клубов зажигающего танца» – проще говоря, тех же кабаков, но со стриптизом.

Ближайшая из пивнушек называлась, насколько я мог понять, «У Хиракла». На витраже, стилизованном, если судить по фильмам, под древнеалийский стиль, был изображен сам Хиракл, списанный с местной знаменитости Малангана Тиру в одноименной роли, раздирающий пасть очередному мифологическому страховиду. Только надписи не хватает: «Так будет с каждым, кто не купит нашего пива!» – подумал я. Реклама этого напитка успела навязнуть у меня в зубах. В гости к Хираклу лично мне идти не особенно хотелось. Не говоря уже о том, что нас ждали более важные дела, у местных отвязанных сопляков в последнее время завелась дурная привычка – устраивать драки в кабаках, при этом разнося все, что попадалось под руку. Вот как раз сейчас из дверей голо вывалилась возбужденная толпа малолеток. Мы на всякий случай остановились, пропуская их. Перед просмотром они употребляли коктейль из нескольких слабых наркотиков, обострявший восприятие и вызывавший нечто вроде эффекта присутствия. Своего рода суррогат знакомых мне виртуальных игр.

Как я понял, мы оказались где-то на окраине Старого города – в кварталах, построенных на месте снесенных домов, с которых когда-то начинался Лигэл.