– Кажется, у нас ничего не вышло, – весело приветствовал правитель своего несчастного друга.

– Что у них могло стрястись? – страдальчески вопросил Нингишзида.

– Может быть, ничего особенного? – сказал Тхагаледжа.

Двое мужчин быстрым шагом миновали почетный караул, вытянувшийся при их приближении, немного попетляли по необъятному дворцу Тхагаледжи, в котором – по глубокому убеждению последнего – без карты было невозможно обойтись, и наконец, в сопровождении Шардона и человек пяти-шести наиболее смелых вельмож, поднялись на смотровую площадку, расположенную на верхушке самой высокой башни дворца.

Оттуда как на ладони была видна вся Салмакида, тающая в утренней розовой дымке, лазурные воды Охи и необъятное пространство Шангайской равнины, обычно изумрудно-зеленое в ярких пятнах полевых цветов, упирающееся на горизонте в горы Онодонги...

Изумленным наблюдателям предоставилась редкая возможность увидеть на противоположном берегу Охи рыжее, немного волнующееся море. Впрочем, с башни было видно не очень хорошо.

– Что это? – указующим перстом Нингишзида уперся в рыжий ковер. – Кто это притащил?

– Велите седлать коней и готовить армию. Трех полков хватит, но на всякий случай прикажите объявить общую готовность тем, кто находится в Салмакиде. Одни боги знают, чем это все закончится.

Тхагаледжа спустился по винтовой лестнице, выбежал во двор и легко вскочил в седло только что подведенного коня. Могучие сангасои уже строились за его спиной в бесконечные ряды, и он почувствовал себя намного уверенней. Рядом со своим повелителем уже сдерживал горячего скакуна верховный жрец Храма Истины.

– Это опасно? – тихо спросил у него правитель.

– Я знаю не больше вашего, владыка. Правда, сангасоям никакой враг не страшен. На худой конец, позовем союзников – они же обещали нашей Каэ охранять покой Сонандана. Только нужно узнать, что это еще за напасть такая – рыжая.

– В серые пятна, – добавил Тхагаледжа.

– Я не разглядел. А что это меняет?

– Ничего.

Они неслись во весь опор по улицам утреннего, умытого, звенящего фонтанами и птичьими голосами города. Шелестели деревья, заботливо политые садовниками, ярко-зеленая, праздничная аллея парка гостеприимно махала ветками жасмина и сирени. Нарядные домики хлопали ставнями, распахиваясь навстречу солнцу. Повсюду смех, гомон, радостные люди, торопящиеся по своим делам.

– Представляете себе, только вчера Астерион сказал, что наша Каэ возвращается, и вдруг новая неприятность. Это просто невозможно, – снова заговорил Тхагаледжа.

– Постараемся все решить сами. И еще успеем выехать ей навстречу, – успокоил его жрец.

– Император уже тронулся в путь.

– Откуда вы знаете?

– Агатияр прислал гонца. Бедняга добрался до Салмакиды среди ночи и повалился спать прямо во дворе.

– Аиту можно понять. Он молод, влюблен... Вы слышите эти звуки?

Последняя фраза прозвучала немного невпопад, но Тхагаледжа сразу понял, о чем шла речь. Слишком уж странные крики, шумы, звон, грохот, шипение, скрип, – словом, невообразимая какофония буквально оглушила его. А производил ее рыжий ковер, закрывший собой всю Шангайскую равнину.

– В мире есть только одно существо, способное так голосить. Но... – Тхагаледжа не договорил. Все равно его догадка была слишком смелой и – невозможной.

Однако, когда они подъехали к берегу Охи и остановились у кромки воды, вытягивая шеи и невольно жмурясь от шума и гомона, повисшего в теплом воздухе, им навстречу двинулись два крохотных меховых столбика – хортлаки. И вид у них был самый потешный.

По меркам своего племени эти хортлаки были настоящими богатырями. Они доходили до бедра взрослому воину, а их мохнатые лапки были в состоянии поднять даже ведро с водой.

– Привет тебе, владыка Сонандана. Мы пришли на помощь нашим братьям! – гордо возвестил один из них.

– Мы хорошо известны вашей богине. Наш соплеменник Момса из рода могучих и прекрасных Момс зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, отдав за нее жизнь в степях Урукура.

– Мы знаем об этом подвиге, – вежливо и печально ответил Нингишзида.

– Близится война, – сказал хортлак. – Страшная война. Все наши истории перестали быть интересными, а стали страшными. Хортлаки не любят собирать страшные истории, если у них нет и не может быть счастливого окончания.

Маленькое существо уселось прямо на песок, подперев свою круглую кошачью голову ладошками.

– Меня зовут Рири, – сообщил он между прочим. – Я самый сильный во всем войске. А это Диди, он тоже очень сильный. Только мы еще не до конца выяснили, кто же победит. Мы думали, думали: если Кахатанна проиграет в следующей войне, если все боги погибнут, а на земле воцарится Зло, то кому мы будем рассказывать свои истории? И о ком? Кого будем кружить по степи...

– Уже сейчас люди, да и не только люди, всего боятся, – продолжил Диди. – Они больше не смеются, не шутят. Жмутся к своим кострам и норовят убить все, что только зашевелится в траве. В таком мире жить нельзя.

– Мы подумали, – сказал Рири звонким, радостным голосом Каэ, – что помешательство – это плохо, а сумасшествие – это хорошо. Не бойся сходить с ума, кажется, так?

И Нингишзида живо вспомнил, как его богиня говорила ему эти слова, когда собиралась в горы Онодонги, к Ан Дархану и Джесегей Тойонам.

– Так, – улыбнулся он, внутренне поражаясь тому, сколько воды утекло с тех пор.

– Мы привели армию, – сказал Диди. – У нас свой военачальник, и мы вас не объедим. И не обидим. Только вот нам бы отсюда куда-нибудь выбраться, а то ведь мы шумные, и скоро все хозяйки Салмакиды придут сюда со сковородками да каминными щипцами. Драться станут.

Личико хортлака при этих словах приняло такое уморительное выражение, что и Тхагаледжа, и Нингишзида не удержались и прыснули со смеху.

– Вы уж простите, Диди и Рири, но в чем-то вы правы. Если вы тут еще денек-другой пошумите, мы сами возьмемся за сковородки.

– Всегда так, – печально откликнулся Диди.

– Хорошо, хорошо, почтенные хортлаки. Кто же из вас командует армией?

– Никто! – хором отвечали пушистые существа, округлив глаза от ужаса. – Разве мы осмелились бы?

– Тогда кто же?

– Тетушка Шази! – И крохотные лапки одинаковым жестом указали на маленькую, пухлую фигурку с чем-то ужасно напоминающем кастрюльку на голове...

* * *

– Так-так, – сказал Аджа Экапад, вышагивая, словно аист на болоте, по своей необъятной комнате, сплошь заваленной охапками трав и заставленной разнообразнейшими склянками с отварами и составами.

Его собеседник – маг Шаргай из Джералана – в благоговейном ужасе взирал на своего коллегу. Он не был наивным и неумелым, но рядом с Аджой Экападом чувствовал себя деревенским колдуном, не прошедшим и первой ступени посвящения.