Хавстейн предпочел изложить новости на твердой земле и на некотором удалении от города. Встали на лугу, на опушке сосняка, так, что стены и ворота были хорошо видны, но куда стрелой было уже не достать. Покинув лодки, все собрались вокруг Хавстейна, и тот, весьма удрученный, рассказал: Анунд винит Бера в умышлении на его собственную жизнь, считает, что внук Олава явился в Мерямаа убить конунга и заново подчинить ее Хольмгарду.

– Но вы же рассказали ему… – начала изумленная Правена, пока остальные только таращились, лишившись дара речи.

– Само собой, рассказали. Он не верит. И мне не верит. То есть говорит: ты, может, и не знал, и Эскиль с Хедином не знали, а на самом деле они там хотят опять с нас дань брать. А я, говорит, знаю!

– Какого хре…

– Ётунов ты свет!

– Кто мог ему такого насвистеть… – пробормотал Свен под удивленный и возмущенный гул.

– Он вот что еще сказал! – Хавстейн повернулся к Алдану. – У Анунда новый меч. Он точно новый, я его раньше не видел. Бер говорит, что вроде как он его знает. Это может быть меч Рауда, Улебова телохранителя. Бер говорит, его меч пропал в ту ночь, когда их убили. Он сам помнит, что с Улебом было два человека, Рауд и Гисли, что Рауд точно был с мечом – ну а как бы он без меча пошел? – а потом, когда всех нашли, меч не нашли. Но мало ли куда он мог деться, а выходит, он еще тогда подумал, эти угрызки его унесли. И вот он где всплыл. Если это тот меч – значит, Игморова братия здесь побывала и вся эта хмарь – от них. Но он твердо не уверен, Бер, тот меч или не тот.

Все помолчали, обдумывая эти новости.

– Если это меч Рауда, я его узна́ю, – сказала Правена.

– Ты? – Даже Вальгест удивился.

– У меня, что ли, глаз нет? Рауд и Гисли с нами, то есть с Улебом и Утой, из Киева еще приехали, они все это время с нами жили. Я их мечи сто раз видела. Я узнаю, если это он. И ты говоришь, – она повернулась к Хавстейну, – Анунд не верит, что мы вовсе не по его живот приехали?

– Ну да. Говорит, он наших тамошних дел не знает, а что в Хольмгарде на него могут умышлять, это, мол, на правду похоже.

– И что он теперь-то хочет, жма мою жизнь! – Алдан в досаде положил руки на пояс. – Что с Бером?

– Сказал, то есть Анунд сказал, что будет его держать у себя, пока во всем не разберется.

– Давайте я к нему пойду! – воскликнула Правена. – Я ему расскажу, как убили моего мужа, мое дитя сиротой оставили! Посмотрю, как он мне не поверит! И на меч посмотрю. Если тот – я ему все обскажу про Игморову братию, он у меня узнает!

Это, совершенно внезапное и бессмысленное препятствие на пути так ее возмутило, что захотелось вынести ворота Озерного Дома.

– Где он хоть его держит? – хмурясь, спросил Свен.

– Не знаю. Но сказал, содержать будет хорошо. Все-таки Бер не бродяга и ему родич.

– Хорош родич!

– Отвезите меня туда! – Правена кивнула на ворота.

– Куда ты пойдешь, ты баба! – Свен заступил ей дорогу.

– Ну и что? – Правена воззрилась на него с таким негодованием, что он попятился. – Пусть-ка он, мне в глаза глядя, скажет, что за моего мужа не стоило в такую даль ехать! На него умышлять! Очень он нам нужен! Экое сокровище выискалось!

Власть над Мерямаа была более чем сокровищем – здесь и огромные запасы дорогих мехов, и путь в Булгар и даже Хорезм для их выгоднейшего сбыта, обмена на серебро, шелк, бусы и прочее, но все это для Правены терялось и таяло перед ее жаждой дать духу Улеба покой.

– Я пойду с ней, – сказал Вальгест, предупреждая прочие возражения. – Клянусь, с ней ничего не случится. И ее Анунд не задержит против воли.

Правена с Вальгестом и Хавстейном вернулись в лодку и снова подвели ее через реку к пристани.

– Иди, поговори, – велел Вальгест Хавстейну. – Скажи, что родственница Бера просит разрешения пройти к нему и к Анунду. Женщины ведь он не опасается?

– А напрасно… – пробурчал Хавстейн и пошел к воротам.

О Правене они с Бером уже упоминали в разговоре с Анундом, но снова пришлось подождать ответа. Как потом выяснилось, Анунд сперва хотел отказать, желая дальнейшее разбирательство отложить до утра, но ему помешала Дагни. Услышав о молодой вдове из Хольмгарда, сопровождающей дружину, она пожелала принять ее немедленно, как из доброты, так и из любопытства.

– Но пусть она войдет одна! – крикнули со стены.

– Отвечай, что согласна, – сказал Вальгест у Правены за спиной.

Правена кивнула и встала, чтобы покинуть лодку. Вальгест придержал ее за локоть.

– Не смотри на меня и не разговаривай со мной, – шепнул он ей. – Держись так, будто ты одна. И не бойся, я никому не дам тебя обидеть.

– Я и не боюсь, – сердито ответила Правена.

По ее лицу было видно: скорее Анунду стоит бояться, как бы она не обидела его.

Хавстейн помог Правене выбраться из лодки, вслед за ней на причал перешел Вальгест. Хавстейн хотел что-то ему сказать, но тот сделал знак: молчи, меня тут нет. За время пути он обучил всю дружину целому набору таких знаков, которыми было удобно переговариваться беззвучно. Хавстейн только изогнул рот: он не понял, что Вальгест задумал, но за тем уже прочно закрепилась слава человека, которому не стоит задавать вопросов.

Анунд на престоле и Бер на краю скамьи поблизости – ему наконец предложили сесть, – еще продолжали разговор, когда телохранитель у двери объявил:

– Пришла их «избирающая павших»! Хочет войти. Впустить?

– Кто?

– Ну, их походная жрица, она вся в белом, – пояснил Ульвкель Тишина, который слышал от своего отца, бывшего викинга, о таких женщинах. – Валькирия.

– Впусти, – велела Дагни. – Веди ее сюда.

Вошла Правена, за ней Вальгест. Встретив взгляд Бера, Вальгест и ему сделал знак молчать. Анунд и его люди на Вальгеста не обратили никакого внимания – что было странно, ведь Бер сам слышал, как Анунд велел впустить только женщину, а вид Вальгеста сразу говорил, что это человек опасный. Да и отобрать у него меч и топор никто даже не пытался. Его просто никто не замечал. Конечно, Правена способна притянуть к себе все взгляды, но не настолько, чтобы заслонить мужчину выше ее на голову.

Дагни сделала несколько шагов