Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хозяин! – позвал Дан.
Вышла костлявая баба в переднике поверх расшитой рубахи и кивнула на открытый погреб:
– Сейчас вылезет. Ужин? Комнату?
– Пока только ужин, – сказал вейн, опуская мешок на лавку.
В подполе закряхтели и забрякало. Сначала появилось ведро со свеклой, потом выбрался трактирщик. Он близоруко сощурился на гостей.
– Здравствуйте, люди добрые. Млашка, чего стоишь оглоблей? Шевелись, живее!
Сели. Хельгу Дан задвинул в угол, между собой и дверью положил арбалет.
Хозяйка брякнула на стол сковороду – золотистые бока рыбешек едва проглядывали сквозь толстый слой взбитых яиц. Принесла круглый хлеб и, прижимая к груди, отрезала пару ломтей. Выставила миску икряных лепешек, к ним плошку со сметаной. На запахи прибежала кошка, мазнула полосатым боком по ногам. Хельга спустила под лавку рыбью голову, и оттуда послышался хруст.
Дядька Стешен притащил три кружки с пивом, устроился напротив. Аккуратно схлебнул пену.
– Что, гостей у вас много бывает? – начал Дан беседу, сплевывая в ладонь косточки.
– А то! Как позапрошлый год узел нашли, так и пошла торговлишка. Свежую рыбу, только из сетей да на стол – кому не понравится? А коли у мужика деньги завелись, чего их в хорошей компании не потратить? Не смотри, что сейчас никого, по закату соберутся. А из чужих всего один парень, он с Ишкой в море. Любопытно ему, вишь, – трактирщик сказал так, что осталось непонятным: одобряет он или удивляется.
– Вейн?
– Он самый. Да и вы, гляжу, люди расхожие.
Хельга притулилась к стене, ее разморило от тепла и пива. Мягко вскочила на лавку кошка, полезла к девушке на колени.
– Может, комнату приготовить? – спросил хозяин. – Умаялась женка.
– Посидим еще.
Снова вспенилось до краев в кружках. На смену жареной рыбе появилась копченая. Медленно угасало за окном солнце. Дядька Стешен трепался, не умолкая.
Хлопнула дверь.
– Во, Ишкин подельник вернулся, – сказал хозяин. – Сильный парень. Давеча у кума Вареша хряк сбежал: выломал загородку да деру. Мы…
Вейн глянул через плечо – и вскочил.
– Игорь! Ну, Шэтова задница!
Менестрель с размаху влепил ладонь в ладонь Дана.
– Легок на помине! Тебя недавно искали.
– Кто?
– Парнишка, который с тобой до Бреславля шел. Юрка.
Встрепенулась Хельга, сонно моргнула. Пригревшаяся у нее на коленях кошка недовольно дернула хвостом.
– Какое совпадение, – сказал Дан. – Я его тоже ищу.
Куртка отсырела. Юрка двинул локтем, сбрасывая потяжелевшую ткань, и на него обрушился дождь из холодных капель. Роса густо осела на листьях и траве, намочила вещмешок, скопилась в пустой банке из-под ужина. Пронизанный солнцем воздух колыхался от испарений. Побеленные стены интерната отливали розовым, и сейчас, при свете, он вовсе не казался зловещим.
Юрка выволок из кустов мешок и распустил завязки. Так, хлеба всего две булки. Полуфабрикатов три коробки. Подержал контейнер с нарисованным на крышке гуляшом и сунул обратно. Надо поискать в гардеробной куртку или свитер, чтобы сменять на базаре.
Дорога, размеченная ориентирами – поросший соснами холм, сгоревший автобус, – показалась короче. Несколько раз пришлось отсиживаться, пропуская транспорт. Даже телегу, которой правил мужчина в штатском, Юрка на всякий случай переждал в осиннике.
В городе заплутал и на рынок добрался только к полудню, подойдя к нему с другой стороны. Тут торговали битым кирпичом и предлагал услуги печник. На земле лежали лопаты, самодельные грабли, плетеные корзины. Пахло горячим железом от будки лудильщика. Блеяла на привязи коза.
Юрка углубился в ряды, по примеру многих вывесив на локоть свитер. Прилавки тянулись длинными улицами, изредка их прореживали короткие переулки. В одном конце продавали молоко и творог, в другом – шали и валенки к зиме. За хлеб просили дорого, морковка шла пучком по три штуки. Возле запертого управления двое парней били карманника, никто не вмешивался. Пахло помидорами, чесноком и петрушкой. От кружения в толпе у Юрки рябило в глазах, и вскоре начало казаться, что он не уходил отсюда со вчерашнего дня.
– На что меняешь? – Цепкие руки дернули свитер.
– На еду.
– Уж ясно, что не на брильянты! Вот, бери. – Тетка вытащила из кошелки пару серых пирогов, каждый чуть больше Юркиной ладони. – Этот с капустой, тот с яйцом и луком.
– И все?! За свитер?
– А тебе чего надо? – Тетка, ругаясь, сунула пироги обратно. – Ты смотри, нос воротит! Один он на базаре стоит! Да я сейчас три таких сторгую.
– Подождите! Давайте.
Пироги были теплые, Юрка проглотил их махом. Есть захотелось еще сильнее.
Солнце, припекавшее с утра, спряталось за сизыми облаками. Подул холодный ветер. Юрка толкался тут больше четырех часов, и все без толку. Говорили много – тихо, понижая голос, или громко, не стесняясь, – но никто не упоминал Егора Натадинеля. В голове гудело, мешались русские и пшелесские слова, Юрка уже не понимал, на каком языке он думает.
Боясь примелькаться, выбрался из толпы и обогнул рынок по ближайшей улочке. Здесь теснились двухэтажные дома, между которыми прятались дворики, заросшие акацией и тополями. В одном из дворов девушка снимала белье, поглядывая на хмурое небо. В другом пацан лет десяти колол дрова, по-мужицки хекая. В третьем Юрка заметил качели – шину, подвешенную на цепях к тополиной ветке.
Сел, легонько оттолкнулся носком. Шумели над головой листья. Один, пожелтевший с краю, медленно спланировал на колено. Юрка стряхнул его и вбил пяткой в землю.
Это нереально – найти Егора. Бессмысленно вот так мотаться по городу.
Закрыл глаза и прислонился виском к холодному железу. Поскрипывал сук. Пахло стружкой и мокрым деревом. Воздух перед дождем загустел так, что стало трудно дышать.
– Мальчики не плачут, – услышал Юрка. Моргнул мокрыми ресницами.
В нескольких метрах от него сидел на корточках малыш в зеленом комбинезоне.
– Я не плачу, – откашлявшись, сказал Юрка.
– Тогда поиграй со мной.
– Не сейчас. Мне нужно идти.
Вот только – куда?!
Неохотно, помаленьку начинался дождь, то рассыпаясь пригоршнями, то затихая. Половина прилавков уже опустела. В поредевшей толпе на Юрку поглядывали с подозрением и придерживали карманы. Он дошел до телеги, на которой перебирали капусту две женщины. Чистенькие кочаны укладывались в корзины; грязные, поломанные листья падали в мешок.
– Помочь?
Тут было бойкое место, на выходе.
– А и помоги, – откликнулась хозяйка. – Только вилок не получишь, а этих, – она показала на листья, – этих дам.