За исключением преподобного Томаса Хатера, никто из местных не знал, что Сэм Бейкер и остальные новые граждане Кастертона прибыли сюда не из какой-нибудь другой части страны, а фактически из другого столетия. Это было, пожалуй, самым охраняемым секретом в Кастертоне.

После свадебного банкета в доме булочника Сэм, чтобы отдохнуть от шума, вышел в сад подышать прохладным вечерним воздухом. Появившиеся первые звезды с трудом пробивались сквозь глубокую синеву вечернего неба.

Яблоки на ветвях почти созрели и сильно напоминали многократно умноженное лицо Райана. Тот стал еще толще, а розовые щечки приобрели более темный оттенок и еще сильнее округлились.

В саду Сэм наткнулся на Джада Кэмпбелла, который стоял в задумчивости, опершись на грушевое дерево. Он был серьезен, курил трубку и смотрел на поля, которые полого спускались к железной дороге. Простучал по рельсам поезд, выпуская белые клубы пара. От рычагов, тяжело вращавших колеса, тоже вылетали клубочки пара. Колеса ритмично постукивали.

– Приятный вечер, – сказал Сэм. – Я думаю, из них получится шикарная пара.

Джад затянулся трубкой.

– Шикарная, Сэм? Ты уже неплохо усвоил местный жаргон.

– Подумаешь, одно словечко, – усмехнулся Сэм. – Через какое-то время местный дух начинает незаметно просачиваться сквозь кожу.

– Значит, ты тоже превращаешься в туземца? Что ж, совсем неплохо. Это славное местечко. И люди тут славные. – Джад взглянул на дом, где сильные лампы бросали в сад желтоватый свет сквозь окна. Распевно звучали слова шуточной считалочки из большой гостиной, где готовились к новой игре. Раздался чей-то радостный визг, за которым последовали взрывы всеобщего смеха.

– Да, из них получится милая пара. Чемпионская, как они тут говорят. – Джад слегка улыбнулся. – Но ты должен помнить, что все это может кончиться вот так! – Джад щелкнул пальцами.

– Синебородые? Я о них ничего не слыхал. А ты?

– Пока ничего. Конечно, они могли убраться отсюда и грабить какой-нибудь другой период – 1066-й? 1770-й? 2001-й? Кто знает? Но я, пожалуй, имел в виду прыжки во времени. В любую минуту мы можем открыть глаза и оказаться в амфитеатре. Ты возле Зиты, рядом «сопровождающие» в своих театральных костюмах... а я буду снова втыкать в свой воротник булавку. Сэм, все это может исчезнуть. Эта жизнь, которую мы стали строить для себя, может исчезнуть, как пламя погасшей свечи.

– Полагаю, это так.

– Ты пожалеешь, если это произойдет?

– Да, пожалею. Я привык к этой жизни и полюбил ее. Мне нравится здешняя еда, здешнее пиво. И как ты сказал, это славный городок, где много хороших людей. Не хотелось бы потерять все это.

Джад вздохнул.

– И все же это может случиться. Так что не стоит вкладывать в это все свои эмоции, согласен?

– Ты имеешь в виду Райана?

– Он влюблен в девушку. И видел ли ты когда-нибудь такого счастливого человека? Но ведь если произойдет подвижка во времени, он потеряет свою жену.

– А может, и не потеряет.

– Хм... Ты заметил, что после любого прыжка у нас появляется вся наша личная собственность, какая бы она ни была? А вот сувениров из 1978-го или 1946 годов нам не удалось захватить. Они просто растаяли в воздухе.

– А может, тот механизм, который тащит нас сквозь время, просто перестал существовать?

– Может быть.

– Но ты в этом сомневаешься. Несмотря на то что мы тут сшиваемся уже сколько? Шесть месяцев?

– Значит, ты полагаешь, что это навсегда? – Джад снова затянулся трубкой. – И мы навсегда останемся в 1865 году?

– Знаешь, я думаю, что мы присоединились к нормальному потоку времени. Мы будем плыть в нем вместе с остальным миром. Если мы доживем до солидных лет, то увидим наступление нового века. Потом услышим о первом полете «Китти Хок», об изобретении электрической лампы, кино, радио.

– Возможно, ты прав, – ответил Джад каким-то почти сонным голосом. Выпитое вино работало магически. – И все же я не могу забыть предостережений Ролли о том, что наступает время, когда рушатся плотины.

– И что орды варваров готовы вырваться и начать разрушать современный мир?

– Да, старик в это верит.

– Возможно, он и прав, но с каждым уходящим днем мне это кажется все менее и менее вероятным. Конечно, если сейчас они не грабят какое-нибудь другое время, как ты предположил.

– А в этом случае нам здесь делать нечего?

– Это так.

– Ах, не знаю я, Сэм! Можешь считать меня суеверным, но я все же думаю, что нас поместили сюда, в этот 1865 год, с какой-то определенной целью.

– Вполне возможно. Но пока не было никаких божественных предначертаний, которые возникли бы на небесном своде, никто нам не сказал «Бойтесь мартовских ид» или чего-нибудь в этом роде. Поэтому я думаю, что мы будем продолжать жить так, как живем сейчас.

– И не думать о завтрашнем дне?

– Одно к одному, Джад. А сейчас я хочу найти Зиту и пригласить ее на танец.

Улыбка Джада потеплела.

– Вот уж парочка так парочка! А верны ли слухи сарафанной почты?

– Все зависит от того, что именно ты слышал.

– Что в недалеком будущем мне снова придется надевать цилиндр.

Сэм ухмыльнулся:

– Может, на этот раз они и не соврали, Джад, старый дружище.

Джад хлопнул Сэма по широкой спине.

– По той же сарафанной почте я слышал еще, что у нашего мистера Гейнсборо в запасе есть бутылочка-другая отличного портвейна. Я собираюсь выяснить, верно ли это.

– Тогда вперед, мистер Кэмпбелл. Показывайте дорогу.

– Ты когда-нибудь пробовал мадеру?

– Нет, я держусь красных вин.

– Можешь смело пробовать. Она не так сладка, как я ожидал... но какой мускатный вкус!

И они зашагали по дорожке сада, на который уже опускался полог темноты. Ярко сверкали звезды – точно небо обсыпали серебряной пылью. Из дома доносилось пение – все немного выпили, все веселились. Время от времени слышались взрывы веселого смеха. А ведь сколько вранья намололи насчет чопорных викторианцев! На заднем дворе залаяла собака, очень гармонично вписавшаяся в музыкальное сопровождение.

Когда они завернули за угол дома, направляясь к черному ходу, Сэм услышал пронзительную трель полицейского свистка. Короткие требовательные свистки.

На улице разыгрывалась какая-то новая драма.

Уже через две минуты Сэм понял, что этот день забудется не скоро.

И не только потому, что это был день свадьбы Райана и той радости, которая была с этим тесно связана.