Тогда на него обрушился град камней, но стражники вовремя сообразили и прекратили забаву. Не из жалости — они не хотели, чтобы Эшера случайно убили, тем самым сведя насмарку все приготовления к казни. Может быть, они боялись, что и в них попадут.

Эшер опустился на солому и поплыл по волнам воспоминаний, закутавшись в одеяло боли и очень надеясь, что в следующий раз ему не придется открывать глаза, ибо он будет мертв.

* * *

Гар проснулся от звуков раздвигаемых занавесей и недовольного голоса, звавшего:

— Ваше высочество! Ваше высочество!

Он оторвал голову от подушки и нахмурился. Что это? С каких это пор подушки делают из дерева? Кто-то пробрался к нему в спальню и подсунул ему деревянную подушку. Тем более плоскую…

Наконец, он открыл глаза и заморгал от утреннего солнца, ударившего ему в глаза. Вот как, он не в спальне, он в библиотеке. И перед ним не подушка, а письменный стол, на который он опустил голову и заснул в разгар поисков дневника Барлы.

Пока бесплодных поисков. Если дневник и существовал, он не мог найти его среди книг Дурма. Но дневник должен быть здесь. Если только существует…

Гар уже начинал думать, что никакого дневника нет. Что это просто плод больного воображения умирающего Дурма. Значит, нет надежды ни для него, Гара, ни для Эшера, ни для обреченного королевства.

Он выпрямился в кресле. И тело, привыкшее к мягкой перине, протестующе застонало. В глаза словно насыпали песку, голова болела, привкус во рту отвратительный, а солнечный свет бил по голове, будто молот…

— В самом деле, ваше высочество, — гудел Дарран, — и к обеду почти не притронулись!..

Гар протер глаза. Посмотрел на поднос с жареной бараниной и тушеными овощами, стоявший на полу.

— Мне не хотелось есть. Который час?

— Четверть восьмого, — ответил Дарран, забирая поднос. — Теперь, господин, идите в ванную. Пока помоетесь, завтрак будет готов.

Гар ощутил резь в желудке.

— Я до сих пор не голоден.

— Голодны или нет, ваше высочество, нельзя пропускать и обед, и завтрак!

Гар застонал.

— Дарран, ты на глазах превращаешься в сварливую старуху!

Фыркнув, Дарран парировал:

— Если это и так, господин, то вы являетесь виновником данного превращения. Идемте! Вставайте, вставайте! А то вода в ванне остынет. — Ясно, от старика так просто не отделаешься. Гара так и подмывало просто выгнать Даррана, но, поразмыслив, он отказался от этой мысли. Ругаясь про себя, он отодвинул кресло, встал и направился в ванную. Действительно, горячая вода уже была готова. Дарран даже положил на полку чистую одежду.

Гар не знал, плакать ему или смеяться.

Горячая ванна с ароматическими маслами расслабила тело и улучшила настроение. Он погрузился в воду по самую макушку и лежал, пока тепло не прогрело мышцы; головная боль ушла, нервное напряжение почти отпустило его.

Но тишина и блаженный покой благоприятствуют размышлениям, и в голове Гара снова зашевелились мысли. Если дневник Барлы существует, но спрятан не в книгах Дурма, а в его кабинете, то как его найти? Как сделать это, не вызывая гною Конройда? Не возбуждая подозрений, не давая повода для ограничения и без того урезанной свободы? Он представил себе стражников, стоящих возле каждой двери в Башне, следящих за каждым его шагом, даже дыханием, и ему стало дурно.

Но шанс необходимо использовать. Если не удастся, то он действительно калека и никчемный человек, и ему придется провести жизнь затворником, а королевством будет править злодей. Жизнь, полную сожалений, стенаний и невыносимого чувства вины. Он обязан верить, что дневник существует, что в нем спасение для всех них и что он должен любой ценой заполучить его.

Вода в ванне начала остывать. Принц встал, отряхнулся, обернул тело полотенцем и вышел в спальню, где Дарран уже хлопотал возле небольшого столика, накрывая к завтраку. Странно. Последние полгода этот столик здесь не появлялся, подумал Гар.

— Надеюсь, вы не будете возражать, господин, — сказал Дарран, протирая серебряные ложки льняной салфеткой. — Я подумал, что если вы будете кушать здесь, то мне придется убирать меньше комнат. — Он виновато посмотрел на Гара. — Не то чтобы мне тяжело, господин. Вовсе нет! Но…

— Правильно, — одобрил Гар. — Ты принял разумное решение, Дарран. Если есть средства облегчить жизнь, надо их реализовать. И не забывай приносить прибор для себя. Мы же вместе, старый друг.

Впалые щеки Даррана порозовели.

— Я… Я думаю, омлет удался на славу, господин. С ветчиной и спаржей. Немножко сыру. Сейчас все будет подано, господин.

Гар вздохнул. Дарран так старался, тратил столько сил, а он вел совершенно бестолковую жизнь. Не по своей вине старик был обречен на роль домохозяина при опальном принце, и это после стольких лет безупречного служения короне. Конечно, Дарран заслуживал гораздо большего, чем эта унизительная роль.

У него защипало глаза, и он улыбнулся, чтобы скрыть от Даррана свои переживания.

— Замечательно. Спасибо. — Внезапно он помрачнел. — Хотел бы я, чтобы Эшера кормили так же.

Дарран не ответил, и Гар посмотрел на него.

— Что?

— О, господин, — ответил Дарран дрожащим шепотом и со страдальческим выражением на лице. — Даже не знаю, как вам сказать…

— Что сказать?

— Про Эшера.

Сердце Гара учащенно забилось.

— Просто скажи и все, во имя Барлы!

Дарран скручивал пальцами льняную салфетку, словно это была шея цыпленка.

— Вчера вечером я ходил посмотреть на него.

— На Эшера?

— Да.

У Гара замерло дыхание.

— Зачем?

Дарран осторожно расправил салфетку и положил ее на стол.

— Я… беспокоился. Подумал, что и вам хотелось бы узнать, как он.

Гару не хотелось расспрашивать Даррана об Эшере. Но пришлось.

— У него все в порядке?

Дарран сокрушенно покачал головой.

— Вовсе нет. Он сидит в клетке на площади. Выставлен на всеобщее обозрение, как дикий зверь. Джарралт… король… истязал его.

— Король — жестокий и злобный человек.

— Да, господин, — прошептал Дарран. — Боюсь, что вы правы.

Из одежды на Гаре было одно полотенце. Он подошел к окну, отдернул штору и посмотрел в сад, где больше не раздавались веселые голоса работников.

— Ты смог с ним поговорить?

— Очень недолго, господин. Он просил меня передать вам несколько слов.

Несколько слов. Солнце било в глаза, в мозг впились иглы боли.