Певчие Генриха VI стали не только национальным сокровищем, но и коммерческим предприятием, управляемым и рекламируемым точно так же, как юношеские группы в поп-индустрии. По выходным дням они дают концерты, летом отправляются в заморские туры и выпускают по три новых компакт-диска в год. Церковная музыка остается удивительно популярной в светском обществе.

Многие крупные музыканты начинали карьеру в хоре этого колледжа: Орландо Гиббонс, который пел здесь в возрасте тринадцати лет; Уильям Стерндейл Беннет, который в возрасте восьми лет уже был певчим в Кингз-колледже, а впоследствии стал профессором музыки в Кембридже; дирижер Джон Элиот Гардинер; Томас Адес, нынешний директор Олдебургского музыкального фестиваля; контртеноры Дэвид Кордье и Лоуренс Заццо. В мае 1968 года шестеро англичан «приятной наружности и здравого ума», бывшие хористы Кингз-колледжа, образовали вокальный секстет King’s Singers, который пользовался огромным успехом и в котором теперь выступает третье поколение певцов.

В третьей главе романа Малькольма Лаури «У подножия вулкана» его герой-консул пьяным оказывается на улицах Мехико и его спасает какой-то водитель с зычным голосом и в галстуке Тринити-колледжа. Лаури, уверяют нас его биографы, и сам был не дурак выпить, когда в начале 1930-х годов учился в колледже Св. Екатерины. На чугунной решетке, отделяющей внутренний двор от Трампингтон-стрит, нашим взорам предстает пыточное орудие, которое красуется на гербе этого колледжа, колесо Св. Екатерины, покровительницы учености.

Лишь немногим ученым Св. Екатерина благоприятствовала больше, чем Уильяму Уоттону. В шесть лет он знал латынь, греческий и древнееврейский, в девять лет был принят в колледж Св. Екатерины, а в двадцать один год стал членом Королевского общества. Однако карьера этого вундеркинда xvii века быстро выдохлась, как и наш визит в этот колледж, потому что мы уже повернули за угол на Кингз-лейн.

Эта улица между колледжем Св. Екатерины и Кингз-колледжем неуютная, зато выводит нас к настоящей жемчужине. У Куинс-колледжа есть все, что радует наше сердце: патронессы королевских кровей, живописная архитектура и герои академического мира. Несмотря на историческую связь с Кингз-колледжем и их соседство со стороны реки, у Куинс-колледжа особенный характер. Это начинается с ректора, который здесь называется президентом, и заканчивается Спрайтом. Спрайт – джек-рассел-терьер, но статут 1595 года запрещает держать собак в университете. Поэтому Спрайт получил honorary feline status, что в переводе на обычный язык позволяет считать его кошкой.

Когда Генрих VI учредил Кингз-колледж, его жена Маргарита, которой в то время было восемнадцать лет, в 1448 году тоже основала в Кембридже колледж – «К чести и во славу женского пола». Прошло еще пятьсот тридцать два года, преж де чем Куинс-колледж стал принимать женщин. После поражения партии Ланкастеров в войне Белой и Алой Роз униженная и обездоленная Маргарита вернулась в родной город Анжу, и ее колледж прекратил бы свое существование, если бы не бывшая придворная дама королевы Елизавета Вудвилл, которая, выйдя замуж за Эдуарда IV, стала королевой и взяла на себя заботы о колледже своей предшественницы. Именно поэтому кембриджский колледж называется Queens’ College (Колледж королев), а не Queen’s College (Колледж королевы), как в Оксфорде. Движущей силой этого решения был местный священник Эндрю Докет. Ему удалось, преодолев все политические водовороты, обеспечить своему проекту по созданию колледжей самых высоких покровителей. Что был бы Куинс-колледж без Докета и какой была бы университетская история без блестящих дипломатов и попрошаек?

Через дубовый портал на Куинс-лейн мы попадаем в один из наиболее хорошо сохранившихся университетских дворов времен позднего Средневековья. Олд-корт, строительство которого было начато в 1448 году, имеет такую же гармоничную планировку, как и архитектуру: вокруг кирпичные стены, окна с плоскими тюдоровскими арками, привратный дом с парапетом и угловыми башенками. Напротив находится холл, в северном крыле часовня и библиотека, а в южном жилые помещения – прекрасная симметрия и функциональность.

Как говорится, всегда бывает позже, чем вы думаете, но редко когда можно получить более живописное напоминание, чем солнечный и лунный циферблат на стене часовни (1733).

Холл стал еще более красочным с тех пор, как викторианский архитектор Д. Ф. Бодли зажег здесь постоянный фейерверк с сотнями звезд из позолоченного свинца, сверкающих на красно-зеленом небе из деревянных балок. Прерафаэлитским сокровищем является фигурный кафель над карнизом камина по эскизам Форда Мэдокса Брауна, выполненный Уильямом Моррисом, как и декорации стен. «Да процветает дом» – значится на классическом изголовье над ректорским столом. В вольном переводе это означает: в таких музейных интерьерах процветает бизнес по устройству конференций. В марте 1996 года фирма по производству стиральных машин арендовала на вечер старый холл Куинс-колледжа, чтобы отметить своих лучших дилеров в стиле празднования окончания учебы, с мантиями и университетскими шапочками.

Проход рядом с холлом ведет в Клойстер-корт. Он так красив, что хочется опуститься на колени и поцеловать газон. Интимный, не такой грандиозный, как двор Тринити-колледжа, он тоже не строго прямоугольный, но полон шарма неправильности. Клойстер-корт с его розовым, теплым тюдоровским кирпичом, строившийся с 1460 года, был первым крестовым ходом в колледжах Кембриджа, спроектированный, по всей вероятности, как и Фронт-корт, местным архитектором Реджинальдом Эли. Около 1540 года резиденция ректора была расширена за счет длинной галереи над северной колоннадой – двух фахверковых этажей с альковами в деревянных колоннах. Ректорская галерея – единственное из еще сохранившихся фахверковых строений в кембриджских колледжах – аутентичная тюдоровская декорация к пьесам Шекспира, которые студенты Куинс-колледжа ставят здесь каждый год на Майской неделе.

В соседнем Памп-корте была квартира Эразма Роттердамского с 1511 по 1514 год, где-то рядом с башней Эразма. Великий цивилизатор Европы, как назвал его Кеннет Кларк, будучи членом Куинс-колледжа, преподавал arcanae litterae – тайны переводов Библии в новом критическом духе гуманизма. Без греческого нет теологии, считал Эразм, а без хорошего вина – радости познания. В 1511 году Эразм писал из колледжа своему другу в Лондон: «Здешнее пиво мне совсем не нравится, да и вино не намного лучше. Если ты пришлешь мне бочонок греческого вина, лучшего, какое сможешь достать, то сделаешь своего друга счастливым (но я бы предпочел абсолютно сухое вино)». Об ученых жалобщиках, свободно говорящих на латыни, но не знающих английского, напоминает также Эразмусбилдинг сэра Бэзила Спенса, куб из кирпича и бетона (1959). Современная архитектура в Баксе? Строения, шокировавшие современников, теперь кажутся вполне безобидными.