Когда Барак Обама поверх Конгресса исполнительным указом (executive order) ввел миграционную реформу, заведомо неприемлемую для Республиканской партии, это была не просто наглость — это была провокация. Команда Обамы хорошо знает, что слабое место партийных оппонентов состоит в их предубеждении к «инородцам», и на этом можно играть, перетягивая на демократическую сторону (к будущим выборам) по меньшей мере сообщество латиносов. Что же касается повторно разгулявшегося в то же самое время Фергюсона, то это оружие провокации, примененное против Обамы оппонентами, уже было перехвачено Белым Домом, о чем говорит присутствие на сцене «и.о. Мартина Лютера Кинга», загодя улучшившего физическую форму и внешность Эла Шарптона. Обама оседлал этническую тему, которая станет для него предохранительным взрывным устройством от импичмента. И одновременно верные ему сенаторы заблокировали голосование по Keystone XL.

Да, республиканцы взяли большинство, а в новом составе Сената большинство взяли сторонники реиндустриализации. Да, Белому Дому геополитически выгодно скорейшее подписание Трансатлантического соглашения по торговле и инвестициям. Но над Обамой — как было справедливо замечено доктором Моричи — довлеют личные обязательства перед калифорнийскими спонсорами, а кроме того — перед Хиллари Клинтон, коль скоро иного кандидата на 2016 год у партии нет. С другой стороны, и Рэнд Пол еще не обзавелся консенсусной поддержкой республиканских элит, в том числе и проиндустриальных.

Таким образом, политическая слабость Обамы парадоксальным образом сочетается с наличием у его круга, как и у сплотившихся вокруг него «прогрессистов», весьма мощных инструментов информационно-психологических игр. Что неудивительно: на ключевом «игровом поле» 2014 года, в Афганистане, два враждующих демократических клана получили контроль, поделившись с партнерами по территориальному принципу. Поскольку спор о контроле над ключевыми транзитными трассам не закончен, не закончен и европейские дрязги. Вылезший из интернет-пробирки политик-шут Бепе Грильо поносит почем зря Брюссель и Берлин, на что вполне одобрительно смотрит премьер Ренци. Одновременно тянется вялотекущий скандал вокруг европейской юридической миссии в Косово (EULEX). Одновременно Эштон ставит палки в колеса Могерини в Вене на иранских переговорах, благо юридически непонятным, но — с позиций клана Клинтон — вполне желательным образом она сохраняет в этом формате некие полномочия.

Эта же подковерная возня за преимущества на более прибыльном рынке, чем рынок энергоносителей, сохраняет на сцене ИГИЛ вместе с курдским сообществом, которое не меньше ИГИЛ выигрывает от хаоса на Ближнем Востоке, а в отдельных местах вполне прагматично договаривается с «халифатчиками». Не закончена борьба и за Ливию, где наркотранзитные пути также соприкасаются с нефтяным серым рынком, где также входят в обиход рабские и следовательно, малозатратные формы найма в добыче углеводородов. И соответственно, период междувластия как в политической Америке, так и в мировой экономике продолжится, и инвесторам и в 2015 году трудно будет гарантировать себе прибыль. Это неблагоприятно для любых крупных и затратных проектов в физической, в том числе добывающей экономике; это неблагоприятно для потребителей во всем мире, поскольку рынки будет многократно «трясти». И чем дольше будет продолжаться такая ситуация, тем сильнее и организованнее будут становится проиндустриальные общественные силы. Преимущества у таких групп — в тех странах, где государство защищает индустрию.

В США уже произошел качественный сдвиг: отрицание глобального потепления не уравнивается с отрицанием Холокоста, экоскепсис выходит в мэйнстрим, глава сенатского комитета по окружающей среде и общественным работам Джим Инхоф — самый откровенный экоскептик на весь Конгресс. Но Белый Дом восит средства в Экофонд, а Обама берет обязательства по дальнейшей деиндустриалищзации, не спрашивая налогоплательщиков. Поэтому до реального сдвига остается не меньше двух лет. И все эти два года в Конгрессе будут продолжаться баталии, а на площадях будут сталкиваться демонстранты «за трубу» и «против трубы».

И все эти два года Китай продолжит догонять и обгонять Америку. А Европа будет продолжать разваливаться. А Украина будет висеть на Европе как гнойный нарыв на пальце ноги. И поскольку в торговле, как и в человеческом организме, застой чреват гниением (в агросекторе — в прямом смысле), то издержки украинского кризиса будут разноситься по Европе, как стафилококковые скопления при заражении крови.

Русским проще ориентироваться в действительности, чем европейцам: у нас несравнимо шире степень свободы; в Европе кризисы прошлого года запутали смыслы, у нас — расчистили. Пример первый: прибалты, получившие самые престижные должности в Еврокомиссии, возомнили, что эта кадровая награда за Вильнюс-2013 прибавит им финансовых возможностей. Ничуть не бывало! Средства на компенсацию ущерба от контрсанкций России против ЕС, на которые прибалты рассчитывали, были переведены. на борьбу с вирусом Эбола. Сказано же было, что Эбола — не меньший вызов, чем Украина. Вот и учатся патриоты Латвии Африку любить, в том числе и расистская партия, с благословения американского посла принятая в правительственную коалицию. Пример второй: европейские ведомства и политики поощряли рекрутинг «своих» арабов на войну с сирийским режимом. Они думали, что станут героями, а из-за ИГИЛ по возвращении оказываются первыми подозреваемыми. Нельзя сказать, что это способствуют бесконфликтной интеграции их самих, а в случае отказа в гражданстве — их родственников и соседей в европейское общество. Пресловутая этническая бомба получает дополнительный детонатор. Для сравнения: российские добровольцы в Донбассе могут быть разочарованы политическим итогом восстания в Новороссии, междоусобными интригами в непризнанном государстве, но и они сами, и миллионы сочувствующих, и даже государственные медиа сохраняют в них самоощущение героев и сознание своей исторической и нравственной правоты.

Не следует удивляться, что симпатизирующая России партия Марин Ле Пен оказывается в одних рядах с откровенными питомцами Сороса в пресловутом «деле Юнкера», состряпанном CPI. И точно так же не следует надеяться на особый эффект для наших интересов от присутствия в Европарламенте разнородных евроскептических партий. Яркие и вирулентные группы интеллектуалов не созданы для того, чтобы излечить Европу от застарелых недугов и комплексов, и не для того, чтобы построить новую Европу хотя бы на принципах основателей ЕС. Не следует путать жуков-могильщиков с тружениками-муравьями. Не следует переоценивать эффективность новых парламентариев на европейской сцене. И главное: не следует рассчитывать, что мышление малого государства сомкнется с имперским мышлением. Если кто понимает наши интересы в Европе, если у кого они не вызывают отторжения, то это европейские транснациональные компании, с которыми наш общий знаменатель — тяга и азарт к освоению больших пространств, глубин и высот.

Иные страны способны понимать нас по мере собственной самодостаточности. Из больших европейских стран в дебатах вокруг украинского кризиса дольше и упорнее всех сопротивлялась американскому диктату Франция, где лучше всего сохранено как имперское самоощущение, так и индустриальный дух. С одной стороны, Франция не связана больше обязательствами перед США по Афганистану и в этом отношении куда свободнее Германии. С другой стороны, получив стратегическую позицию в центре Сахеля, она осуществляет отсюда поддержку «гражданских» сил в Ливии. И это вполне соответствует конъюнктуре (что видно и по Йемену): клинтоновское лобби «катарско-турецкой оси» слабеет, клан Байдена-Керри, напротив, усиливается. Сказывается и полиический ущерб, понесенный Хиллари на промежуточных выборах, и провал «охмурения» Индии который взяла на себя команда Brookings и не справилась. Поэтому так боязиво ведет себя Германия в северном Афганистане, на всякий случай заключая неформальный договор с «живым богом» исмаилитов Каримом Ага Ханом. Африканский плацдарм адает Франции стратегическое преимущество в теневых стратегиях. Но — опять же в отличие от Германии — эта страна устояла перед экофобиями и продолджает развивать свою атомную энергетику. И поэтому Парижу есть что предложить не только традиционно дружественной Армении, но и Азербайджану: здесь Areva будет достраивать начатую еще в советский период АЭС.