Дунай, похоже, сейчас не так дорог Измаилу, как был дорог еще поколение или два назад. Дело, конечно, не в том, что близко к реке, помимо района Крепость, улицы которого (Фанагорийская, Апшеронская) напоминают о суворовских полках, подходит только восточная окраина города Копаная Балка. Дунай силен, широк, иногда непредсказуем, поэтому многие города и повернуты к реке спиной, строятся на почтительном расстоянии от берега. Нет, отдаление Измаила от Дуная не топографического характера, оно, как мне показалось, другой природы.

Единственная здешняя набережная, имени советского хозяйственника, директора Дунайского государственного пароходства Луки Капикраяна, проложена рядом с морским вокзалом. Его здание в послеобеденный час встретило меня хирургической чистотой и гробовой тишиной. Трехэтажный орехово-аквамариновый корпус отстроили в брежневскую эпоху, лестничные пролеты украсили монументальной мозаикой на оптимистические темы. Вот чубатый украинский казак и русский старовер в папахе ведут в бой усатого пехотинца с лицом царя Петра, а Мамай [108] яростно наигрывает им на кобзе. Этажом выше казачество становится красным и сражается уже не против турок, а за советскую власть. Парубка провожает в бой суженая, однополчане уносятся в бой на алых, словно с полотна Кузьмы Петрова-Водкина, скакунах. К глубокомысленной надписи way out на дверях запасного выхода [109] сопровождают космонавт с раскинутыми на всю Галактику руками, завитый пуделем Пушкин, а также значок мирного атома и стая птиц тропических цветов. Мозаичные полотна в гулком здании выглядят как росписи египетских пирамид, сохраненные, чтобы поведать потомкам о погибшей цивилизации: этот великий народ умел трудиться, побеждать, любить, мечтать. Каменные картинки цветного прошлого контрастируют с прагматичным настоящим: старая концепция общественной жизни мертва, новая мозаика Буджака пока не сложилась.

От морвокзала веет духом дальних странствий, но отсюда так просто не отправишься в плавание, хотя билетные кассы по старинке обещают путешествия в Одессу, Килию, Вилково. Неурочный час? Скорее неурочная эпоха: регулярные местные пути сообщения разорвались после кончины Советского Союза, остались только дорогущие трансдунайские круизы, с которыми периодически прибывают в Измаил нагруженные немецкими и австрийскими гостями теплоходы. Наверное, поэтому грустен дежурный по вокзалу, капитан-лейтенант в хрусткой рубашке с погонами: “С тем, что было у нас при Совдепии, никак не сравнить”. Невесела и местная рива имени Капикраяна, подржавевшие причалы заперты навесными замками, “лов рыбы в акватории порта запрещен”. Закрыта новехонькая часовня Святого Николая – на месте той, что была поставлена когда-то на дунайском берегу в честь небесного покровителя моряков и в память об обращении казаков Осипа Гладкого в подданство России. Или, если принять другую версию истории, в знак предательства последним кошевым атаманом Задунайской Сечи казацких идеалов вольности и товарищества.

О том, что Дунай теперь мертвая река, я слышал в Измаиле не раз и не два: на фарватере и впрямь не увидать ни лихтеровоза, ни баркаса, ни катера. А когда-то, вздыхают мои собеседники, что ни вечер – и на реке, и на набережной бурлила жизнь, порту не хватало причалов, за столиками ресторанов туристы соседствовали с моряками дальнего плавания и их подругами. Сегодня терраса кафе “Пикник” безлюдна. Но Измаил хочет оставаться воротами в заморский мир. Оттого меню “Пикника” так усердствует с грамматикой, переперчивая название блюда французским прононсом – “бульйон”. Я не рискнул, выбрал фаршированные овощи по-бессарабски.