litbaza книги онлайнКлассикаПоздний развод - Авраам Бен Иегошуа

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 106 107 108 109 110 111 112 113 114 ... 137
Перейти на страницу:

– Летят, как на крыльях. – Ему смешно, нам почему-то нет. – Единственное событие, которое может заставить полицейского прибавить шагу, – это трансляция футбольного матча по телевизору.

Тем временем появляется источник тяжелого топота. Это усатый толстяк в полицейской, довольно тесной ему форме. Остановившись в коридоре, он шумно переводит дыхание. В руке он держит листок бумаги, а на бедре у него болтается огромный пистолет.

– Здесь проживает некий Израэль Кедми? – вопрошает он, обводя присутствующих настороженным взглядом.

– Да, – отвечает немедленно Кедми. – И должен сказать, что вы прибежали очень вовремя. Потому что ваши люди появляются быстро только во время киносъемок. А на практике вас обгонит любой крот…

Слова эти еще висят в воздухе, когда сержант, вытащив пару наручников из бездонного своего кармана, ловко и неправдоподобно быстро защелкивает их на запястьях Кедми, от удивления потерявшего дар речи.

– Считай, приятель, что ты удачно сострил, – говорит он и тащит Кедми по направлению к двери. – А теперь пошевеливайся, остряк!

Кедми впадает в ярость:

– Э-э… минуту… ты, псих! Я адвокат! Ты сначала дочитай свою вонючую бумажку до конца…

Цви задыхается от смеха, издавая странные булькающие звуки, мы, остальные, окружаем сержанта, рядом со мной Гадди удерживает смех, прикусив губы. Юноша, виновник всего этого сыр-бора, хватает сержанта за рукав и негромко произносит:

– Э-э… Ты ошибся. Это я… тот, кто тебе нужен.

Но полицейский невозмутим. Он вовсе не собирается тут же признать свою ошибку. Он стоит, как стоял, тихо и флегматично, и только по сощуренным глазам его можно догадаться, что он и сам получает удовольствие от этой сцены, героем которой он и является.

– Что ты имел в виду, говоря, что это ты?

– То, что я – тот парень, который убежал…

– То есть ты и есть Израэль Кедми?

– Нет. Я – Норам Миллер.

– Так какого же черта ты суешься ко мне?..

– Потому что… это я.

– Никто не сказал мне ни единого слова ни о каком Миллере. Но если ты хочешь составить компанию этому парню – милости просим…

Кедми тем временем впадает в совершенное бешенство. Потрясая наручниками, он кричит, ревет, вопит:

– Немедленно… сию же минуту сними с меня это дерьмо… Ты, кретин, идиот, тупица! Я – адвокат! Адвокат… понял, ублюдок!

Но сержант с силой дергает цепочку наручников и, выворачивая скованные запястья адвоката, тянет его за собой.

– Адвокат, говоришь? Тогда заткнись, умник, и перестань меня обзывать. У меня в ордере на арест вписан Израэль Кедми. Это ты? Это все, что я хочу знать.

В этом месте я подхожу к толстяку вплотную и легонько трогаю его за руку. И объясняю ситуацию просто и доходчиво. Он слушает меня и начинает понемногу понимать, что все не так просто – не только для нас, но и для него, особенно когда он бросает взгляд на побелевшее от ярости лицо Кедми, адвоката, глаза которого полны ненависти и, кажется, вот-вот вылезут из орбит. Затем сержант достает «уоки-токи», отстегивает его от ремня и делает попытку связаться с полицейским управлением. Слышно шипение, треск и какие-то непонятные звуки. Он просит Яэль принести ему стакан воды, кладет «уоки-токи» на стол, берет стакан свободной рукой и выпивает воду одним глотком. Тем временем аппарат оживает. Девичий голос сообщает:

– Управление полиции слушает!

Сержант называет свое имя и служебный номер.

– Так кого же ты схватил там? – щебечет девушка.

– Израэля Кедми, – говорит сержант.

Огнедышащий взгляд Кедми устремлен на пейджер.

– Тебе следует задержать Йорама Миллера, – сообщает дежурная. – Ты его видишь?

– Да, – наливаясь кровью, сообщает сержант.

– Тогда немедленно схвати его. Он и есть беглец. И будь осторожен – он очень опасен.

С кривой улыбкой сержант освобождает Кедми от наручников.

– Ладно, – говорит он. – Бывает. Ты уж не сердись…

Отпрянув от него, Кедми начинает массировать руку. Сержант тем временем надевает наручники на нового их владельца.

– Виноват… – говорит он, обращаясь к Кедми. Но тот непримирим:

– Если кто и виноват, то это твои родители, давшие жизнь такому идиоту, как ты. А сейчас, будь добр, подпишись на моем заявлении, что я передал тебе парня из рук в руки согласно его решению по доброй воле вернуться обратно.

Бумагу, которую Кедми протягивает ему, полицейский не удостаивает даже взглядом.

– Не собираюсь ничего подписывать, – вновь превращаясь в толстого флегматика, сообщает он Кедми. – Подпись на похожей бумажке такого рода стоила мне задержки очередного звания на два года. Если есть желание, можете проводить нас обоих до полицейского участка. – И он уже совсем добродушно улыбается Кедми. – Честно, я извиняюсь… Но я не виноват. В ордере на арест у меня значится только Израэль Кедми.

– Раз ты ни при чем, – тихим, полным ненависти голосом перебивает его Кедми, – то и извиняться тебе не надо. Ты не виноват. А виновата твоя полиция и твои родители. А ты… Ты совсем не виноват, что родился идиотом, а вырос кретином.

– Я запомню это, – незлобиво улыбаясь, говорит сержант. – Я запомню твои слова, Израэль Кедми… И давай закончим на этом.

Но гнев Кедми еще не выдохся.

– Ты мне угрожаешь? Мне? Хочешь меня испугать? Уж не должен ли я тебя бояться? По-моему, бояться теперь должен ты. Скоро ты обо мне услышишь, обещаю. И думаю, то, что ты услышишь, не слишком тебя обрадует. И хватит сотрясать воздух. Я иду с вами. И ты, парень (это относится к беглецу), и ты…

От него несло жаром, как от раскаленной печки. Как болезненно этот человек реагировал на оскорбление, и как скор он был на них сам. Но, говоря честно, я не так обеспокоен был его состоянием, как судьбой скованного наручниками паренька, не перестававшего глядеть на своих родителей, от которых его сейчас уводили в тюрьму – надолго ли? Возможно, думал я, вам придется еще очень долго скучать по нему. Как сам я буду скучать по другому мальчику, вот этому, чью руку я держу сейчас в своей, – он тоже, пусть ненадолго, видел своего отца в наручниках, и теперь, еще не придя в себя от потрясения, жмется ко мне в поисках поддержки. Да, профессор Каминка, тебе будет очень его не хватать. Когда ты увидел его впервые после перелета, и они разбудили его, ты поначалу не только удивился, но даже испугался, насколько толстым он показался тебе. Просто миниатюрная копия Кедми, только без маниакальных замашек своего папаши… И выглядел он замкнутым и странно мрачноватым. А потом уже он разбудил тебя тем утром, когда из затянутого тучами неба хлестал дождь, барабаня по стеклам, ты, снова разглядев его, испугался: он стоял перед тобой в черном дождевике и старой кожаной шляпе, надвинутой на уши, держа в руках щипцы для колки сахара. Ты мог поклясться тогда, что паренек – просто умственно отсталый или перевозбудился от каких-то сильных эмоций. Но в конце концов, приглядевшись, ты стал понимать его и высоко оценил его простодушную чистоту и сообразительность. Да, пусть он выглядел несколько мрачноватым, хорошо, пусть редко улыбался – маленький пессимист, испытывавший сильное давление со стороны своего отца, к которому он был очень привязан и которого тем не менее он все время осуждал. Тебя изумили тогда, когда он рассказывал об отношениях между его родителями, его замечания, не по-детски точные и непростые. И при всей его замкнутости и медлительном спокойствии он зорко замечал все происходящее вокруг него и с поразительной зрелостью судил обо всем и обо всех… Обо всех… а значит, и о тебе тоже. Насколько же глупым виделось теперь их решение взять его с собой в психиатрическую клинику. Насколько нелепыми должны были мы ему показаться – и то, что ты упал на колени, и тогда, когда он увидел, как перевозбужденный Аси наносит сам себе рану, размахивая руками… Все это он видел, фиксировал, запоминал и оценивал, глядя широко раскрытыми глазами – смотрел, не моргая, за исключением разве что одного момента – когда этот свихнувшийся великан выхватил у него из рук его игрушку. Каким в это время запомнился ему ты сам и вспомнит ли он о тебе и о сумасшедшей этой неделе твоего пребывания в Израиле, до тех пор, пока ты не появишься здесь снова? Только когда это «снова» теперь произойдет?

1 ... 106 107 108 109 110 111 112 113 114 ... 137
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?