Идти, впрочем, и в самом деле пришлось недолго. Через сотню шагов сквозь заросли начали различаться очертания обрывистого берега, заросшего ивняком.

На берегу стояла толстая каменная башня. Под самой крышей в ней неярко светилась пара окон-бойниц, предназначавшихся не столько для доступа солнечных лучей, сколько для обороны. Такие башни строили очень давно, когда Пресветлая Империя только создавалась.

Вначале казалось, что башня одинока. Но потом, когда они подошли ближе, а камыши поредели, стало заметно, что по бокам от этой башни расходятся стены. А над стенами различались еще и коньки нескольких островерхих крыш; Глувилл наконец опознал в постройках пригородный монастырь Нетленного Томата. Вот, значит, куда пробирался люминесценций… Зачем?

С юго-запада протянулись лучи Олны, — там, над далекими вершинами Рудных гор показался краешек этого младшего из ночных светил. Пепельный свет отразился от непросохших после дождя кровель, заблестел на листьях ив, на траве под стенами монастыря.

Эпикифор без колебаний выбрался на хорошо освещенную лужайку. Ничуть не заботясь о том, что из окон его можно было видеть как на ладони, оставляя в мокрых травах ясно различимый след, он спокойно подошел к основанию башни и скрылся в ее тени. Через некоторое время оттуда послышался негромкий скрип.

Глувилл понял, что в этом монастыре великий сострадарий бывал частенько. И не только с парадного входа. Да-а… Что ж, здоровому мужчине трудно прожить без женщины, даже если этот мужчина — эпикифор. Поразительно было только то, что его первейший секретарь ничегошеньки об этом не знал! Да-а… Интересно, какими еще секретами от своего первого секретаря обзавелся бывший эпикифор?

Впрочем, почему — бывший? Сан великого сострадария рукополагается пожизненно. Именно это, кстати, и не дает сейчас покоя главе Святой Бубусиды. И совсем не напрасно, Глувилл теперь был в этом уверен. Неизвестно, с чего взялась в нем такая уверенность, но он больше не сомневался, что рано или поздно Керсис проиграет. Оставалось только до этого момента дожить.

— Не бойся, Гастон, — позвал эпикифор. — Черные маги тут… не проживают. Только обратьи-томатницы.

Глувилл протиснулся в узкий ход. Вновь заскрипело, стена за ним сомкнулась. Сделалось почти совсем темно. Лишь откуда-то сверху проникали едва заметные отблески света. Вроде как из щелки под дверью.

— Гастон!

— Да?

— Скоро придет… женщина. Ей можно доверять. Только не говори, что это ты меня травил. Не простит. Она… такая.

Тут Глувилл услышал приглушенный шум, словно кто-то сполз по стенке и повалился на пол. А потом до него дошло, что кроме эпикифора падать было некому.

* * *

Женщина была высокой, с коротко стриженными волосами и большими черными глазами. Когда она увидела эпикифора, глаза ее сделались совсем уж большими.

— Ваша люминесценция? Робер… О боже! Что с ним?

— Травили, — неохотно сообщил Глувилл.

— Чем?

— Не знаю. Чем-то таким, что через кожу проникает.

— Через кожу?

— Да. Взял он, значит, перо. Ну и…

— Так, так…

Женщина поставила на пол большой масляный фонарь, ловко закатала рукав и взглянула на распухшую руку эпикифора.

— Понятно, — сказала она. — Аква пампаника. Что же еще… Ах, милосердный наш орден! Добрейший и сострадательный… Вероятно, обрат бубудумзел постарался?

— Он, — сказал Глувилл, не вдаваясь в подробности.

Впрочем, женщину интересовало другое.

— Сколько времени прошло?

— Да уж сутки скоро будут.

Женщина вздохнула с облегчением.

— Ну, тогда самое страшное позади. Обрат коншесс, бросьте ваши арбалеты и помогите поднять его люминесценция наверх.

— Вы меня знаете? — удивился Глувилл.

— Конечно. Беритесь за плечи, пожалуйста. Я возьмусь за ноги, хорошо?

— Да-да.

Вдвоем они подняли эпикифора по винтовой лестнице и оказались в просторной, но скупо обставленной келье с двумя окнами. На подоконнике каждого горело по лампаде. Глувилл сообразил, что именно эти два окна они видели снизу, когда пробирались через камыши. Два окна в ночи… Не каждого они ждут. Наверное, это был знак.

Эпикифора уложили на кровать. Женщина зажгла еще несколько свечей. И тут Глувилл тоже узнал ее.

— Леонарда? Обратья аббатиса?!

— Да, — сказала женщина. — И что из того?

— Нет, ничего. Не ожидал вас встретить.

— Нас, людей, на этой планете не так уж и много, коншесс Глувилл, — усмехнулась аббатиса. — Так что, рано или поздно, все когда-нибудь да и встречаются. Если раньше не умирают, разумеется…

Говоря эти слова, она сняла с эпикифора мокрые башмаки, а затем, ничуть не смущаясь, — панталоны.

— Эге, — сказала она. — Пиявки. Очень кстати.

Одну за другой она сняла кровососов с ног и перенесла их на распухшую руку. Затем попросила Глувилла:

— Ваших тоже давайте. Я отвернусь.

Потом они молча понаблюдали, как пиявки разбухают на руке больного. Те сосали вначале жадно, затем — все более вяло и неохотно. Через пару минут вовсе начали одна за другой отваливаться.

— Дохнут, — радостно сказала аббатиса.

— Дохнут, — подтвердил Глувилл. — И что?

— Значит, и в самом деле — аква пампаника. Что ж, будем лечить. Спасибо вам, обрат Глувилл.

Глувилл закашлялся.

— Да вроде не за что.

— Как — не за что? Без вас эпикифор ни за что бы сюда не добрался. Вы оказались верным человеком.

— Так… это. Без эпикифора сам погибну.

— А с ним?

— А с ним не пропадешь.

Аббатиса еще раз усмехнулась. Неожиданно для себя Глувилл разгорячился.

— Точно говорю! Всегда что-нибудь удумает. Головища — во! Будто у небесника какого, прости господи. И стрелок хороший. Да вы сами, небось, знаете.

Аббатиса перестала усмехаться и улыбнулась.

— Что скрывать? Знаю я этого стрелка. Ну, давайте спасать его головищу. Может, и в самом деле на что-нибудь сгодится.

* * *

— Безумие!

— Я так не думаю.

— Ты уверен?

— В отношении тебя и Зои? Почти.

— А в отношении себя? Сомневаюсь, что казни небесников забыты.

Эпикифор поднял одно левое плечо, поскольку правое плохо слушалось.

— Лео, кроме казней у меня и прочих грехов хватает. Но другого выхода нет. Порты, границы, деревенские усадьбы друзей, если таковые у нас еще остались, — все это будет под наблюдением гораздо раньше, чем мы туда доберемся. А то, кем вы мне с Зоей приходитесь… Керсис это непременно разузнает.