– Мм… Нет, на самом деле я думаю, что сработала идея Олега о музыкальной теме. Например, сегодня вечером будут петь только самые стильные дамы за пятьдесят. Люсинда Уильямс, Эммилу Харрис, Патти Смит, Крисси Хайнд…

– Это было до меня, любимый.

– Завтра будет джаз шестидесятых годов, и, что самое странное, придут те же люди, что ходят на панковские вечера. Мы неделю будем играть Пола Роджерса в память о Мехмете. Эйстейн считает, что нам пора провести музыкальную викторину. И…

– Харри…

– Да?

– Мне почему-то кажется, что ты собираешься оставить «Ревность».

– Правда? – Харри почесал голову. – Черт, у меня ведь нет на это времени. Двое таких растяп, как мы с Эйстейном…

Ракель рассмеялась.

– Только если не…

– Если не что?

Харри не ответил, продолжая улыбаться.

– Нет-нет, забудь об этом, – сказала Ракель. – У меня дел достаточно, и я не…

– Всего один день в неделю. По пятницам у тебя все равно выходной. Немного бухгалтерии и другой бумажной работы. Ты получишь часть акций и станешь председателем правления.

– Председательницей.

– Договорились.

Смеясь, она хлопнула его по протянутой руке:

– Нет.

– Подумай об этом.

– Хорошо, прежде чем отказаться, я подумаю об этом. Не залезть ли нам обратно в постель?

– Устала?

– Мм… нет. – Она посмотрела на него поверх чашки полузакрытыми глазами. – Я думала о той части акций, которые, как я погляжу, не получила фру Сивертсен.

– Мм… Ты шпионишь. Хорошо, после вас, госпожа председательница.

Харри снова бросил взгляд на газетную полосу: 4 марта. День освобождения из мест заключения. Он пошел за женой к лестнице и, проходя мимо зеркала, не взглянул на него.

Свейн «Жених» Финне вошел на кладбище Спасителя. Сейчас, ранним утром, здесь было пустынно. Всего час назад он вышел из ворот тюрьмы Ила как свободный человек, и это стало его первым делом. На фоне снега черные маленькие округлые надгробные камни казались точками на белом листе.

Он шел по покрытой льдом тропинке маленькими осторожными шагами. Теперь он был стариком, который давно не ходил по гололеду. Он остановился у маленького надгробия с нейтральной белой надписью под крестом: «Валентин Йертсен».

Никаких памятных слов. Конечно. Никто не хочет напоминания. И никаких цветов.

Свейн Финне достал из кармана пальто перо, встал на колени и воткнул его в снег перед надгробием. Индейцы племени чироки клали в гроб своих умерших перья орлов. Он избегал контактов с Валентином, когда они сидели в Иле. Не по той же причине, что и остальные заключенные, которые до смерти боялись Валентина, а потому, что Свейн Финне не хотел, чтобы этот молодой человек его узнал. Потому что он узнал бы рано или поздно, это Свейн понял, всего лишь раз взглянув на Валентина в день его прибытия в Илу. У него были узкие плечи и высокий голос матери, какой он ее помнил с той поры, когда стал ее женихом. Она была одной из тех, кто попытался сделать аборт, когда Свейн не следил за ней, и тогда он вломился к ней и жил у нее, чтобы охранять свое потомство. Она дрожала и плакала, лежа рядом с ним каждую ночь, пока не родила мальчика в прекрасной кровавой бане в комнате, а он перерезал пуповину собственным ножом. Его тринадцатый ребенок, его седьмой сын. И не тогда, когда узнал имя нового заключенного, Свейн уверился в этом на все сто процентов. А тогда, когда узнал подробности преступлений, за которые Валентин Йертсен был осужден.

Свейн Финне поднялся.

Мертвые мертвы.

А живые скоро умрут.

Он втянул воздух. Тот человек связался с ним. И пробудил в нем жажду, ту, от которой годы должны были исцелить его.

Свейн Финне посмотрел на небо. Скоро взойдет солнце. И город проснется, протрет глаза и стряхнет с себя кошмар об убийце, правившем здесь осенью. Улыбнется и увидит солнечный свет, пребывая в счастливом неведении о том, что должно произойти и что заставит осень казаться невыразительной прелюдией. Каков отец, таков и сын. Каков сын, таков и отец.

Полицейский. Харри Холе. Он был где-то там.

Свейн Финне развернулся и начал движение. Шаги его стали шире, быстрее, увереннее.

Так много предстояло сделать.

Трульс Бернтсен сидел на шестом этаже и смотрел, как красный свет солнца пытается перебраться через Экебергосен. В декабре Катрина Братт перевела его из собачьей конуры в кабинет с окном. Приятно. Но ему по-прежнему поручали архивировать отчеты и входящие материалы по раскрытым или отложенным делам. Так что причина, по которой он так рано приехал на работу, вероятно, заключалась в том, что при минус двенадцати градусах на работе было теплее, чем дома. Или в том, что в последнее время он плохо спал.

В последние недели он, вполне естественно, занимался архивацией запоздалых сообщений и многословных свидетельских показаний по делу об убийствах вампириста. Кто-то утверждал, что на днях видел Валентина Йертсена, скорее всего те же, кто верил, что Элвис жив. Анализ ДНК трупа дал бесспорные доказательства того, что Харри Холе убил именно Валентина Йертсена, но это не помогало, ведь для некоторых факты были всего лишь раздражителем, мешающим их навязчивым идеям.

Мешающим их навязчивым идеям. Трульс Бернтсен не знал, почему к нему привязалась эта фраза, она находилась только у него в голове, он не произносил ее вслух.

Он взял следующий конверт с верха стопки. Как и все прочие, конверт был открыт, а содержание его прочитано другими инстанциями. На конверте был логотип «Фейсбука», штамп о том, что это заказное письмо, и прикрепленный скрепкой приказ об архивации, на котором под номером дела было написано: «Дело вампириста», а под «Исполнитель» стояло имя Магнуса Скарре и его подпись.

Трульс Бернтсен вынул содержимое конверта. Сверху лежало письмо на английском языке. Трульс не понял всего, но разобрал, что в письме имеется ссылка на постановление суда о доступе к информации, а приложения являются выписками с аккаунтов в «Фейсбуке» всех жертв убийств вампириста, а также по-прежнему числящейся пропавшей без вести Марты Руд. Он перелистал страницы, обратил внимание на то, что некоторые из них прилипают к соседним, и догадался, что Скарре не просмотрел всего. Ну и ладно, дело раскрыто, а преступник никогда не окажется на скамье подсудимых. Но, ясное дело, Трульс бы с удовольствием подловил этого скользкого гада Скарре. Он проверил имена людей, с которыми жертвы вступали в контакт. Он с надеждой искал сообщение от Валентина Йертсена или Александра Дрейера, которое можно было бы предъявить Скарре, обвинив его в том, что он их проглядел. Взгляд скользил по страницам, останавливаясь только на именах отправителей и получателей сообщений. Закончив чтение, Трульс вздохнул. И здесь нет ошибок. Единственными, кроме жертв, имена которых он узнал, были те, кого они с Виллером допрашивали по поводу общения по телефону. Вот, например, Эва Долмен и этот Ленни Хелл переписывались и в «Фейсбуке».