Нежелание учитывать мнение женщин при ликвидации последствий стихийных бедствий иногда выливается в самый настоящий фарс. «Пострадавшим строили дома без кухонь», – говорит профессор Морин Фордэм, специалист по борьбе с последствиями стихийных бедствий. Она рассказывает о землетрясении 2001 г. в штате Гуджарат на западе Индии, унесшем тысячи человеческих жизней и разрушившем около 400 000 домов. Людям срочно требовалось новое жилье, но у проектировщиков штата Гуджарат не было достаточного количества гендерных данных. Они не учли потребности женщин. С женщинами даже не посоветовались на этапе проектирования жилья. Итог – дома без кухонь. В некотором замешательстве я спрашиваю Морин Фордэм, где же, по мнению проектировщиков, люди должны были готовить еду? «Сама задаюсь этим вопросом», – отвечает она и добавляет, что в новых домах также не было предусмотрено пристроек для скота – ведь мужчины обычно не ухаживают за животными. «Это женская забота», – поясняет она.

Если вы думаете, что это единичный случай, исключение из правил, знайте: это не так. То же самое произошло в Шри-Ланке четыре года спустя[1270], когда на второй день Рождества по побережью Индийского океана пронеслось цунами, унесшее четверть миллиона человеческих жизней в 14 странах. Как и в Гуджарате, в Шри-Ланке при проектировании нового жилья не учли потребности женщин, в результате чего там тоже были построены дома без кухонь. Аналогичная ситуация нередко наблюдается и в лагерях беженцев: гуманитарные организации снабжают их сырыми продуктами, забывая о топливе, необходимом для приготовления пищи[1271].

Похожая история произошла и в США, где при ликвидации последствий стихийного бедствия тоже забыли о женщинах. Морин Фордэм рассказывает о проекте реконструкции застройки Майами после урагана «Эндрю» 1992 г. Проект назывался We Will Rebuild («Мы восстановим»). Проблема заключалась в том, что «мы» в названии проекта относилось почти исключительно к мужчинам: среди 56 руководителей проекта (как сообщалось, это были «специально приглашенные проектировщики, постоянно проживавшие в Майами»)[1272], было только 11 женщин.

Местоимение «мы» в названии проекта, относившееся почти исключительно к мужчинам, стало объектом критики. Проектировщиков называли «парнями из предместий, взявшихся перестраивать центр города». Одна женщина даже назвала их «дружной компанией придурков, которым в очередной раз поручили решать проблемы (в том числе проблемы женщин), о которых они не имели ни малейшего представления. Как всегда, их интересовала только нажива». «Дружная компания» бросилась восстанавливать бизнес-центры, небоскребы и здание Торговой палаты в то время, когда «тысячи людей все еще страдали от [нехватки] предметов первой необходимости [и] коммунальных услуг». Эти придурки совершенно забыли, говорит Морин Фордэм, «о таких вещах, как детские сады и медицинские учреждения», равно как и о небольших коммерческих площадях для занятых в неформальной экономике (прежде всего женщин). Чтобы залатать дыры, которыми пестрел официальный проект, возмущенные гражданские активистки Майами, борцы за права женщин, разработали собственный проект – Women Will Rebuild («Женщины восстановят»).

Проект We Will Rebuild – дело давнее, но когда 13 лет спустя на Новый Орлеан обрушился ураган «Катрина», стало ясно, что уроки этой истории прошли даром. В августе 2005 г. ураган оставил без крова более 30 000 человек (США тогда заняли первое место в списке из десяти стран с «наибольшим количеством внутренне перемещенных лиц – граждан страны»)[1273], Эти «внутренне перемещенные лица» в основном были афроамериканками. Но, хотя они составляли основную долю пострадавших, их мнение не учитывалось ни до, ни после удара стихии[1274]. Это упущение стало причиной серьезного дефицита гендерных данных, в результате которого помощь оказывалась не тем, кто в ней действительно нуждался, – а этого, как подчеркивалось в докладе Института исследований женской политики[1275] 2015 г., легко можно было бы избежать, предварительно изучив ситуацию. Однако проектировщики не проконсультировались с женщинами, не расспросили об их потребностях, и поэтому, по выражению авторов доклада, фактически стали «третьим стихийным бедствием» после урагана и последовавшего за ним наводнения. Этот третий катаклизм был, «как и не выдержавшие удара стихии дамбы, рукотворным».

Большинство арендаторов социального жилья в Новом Орлеане хотело – и надеялось – вернуться в свои дома после ликвидации последствий природной катастрофы, тем более что никто не отменял четырех крупных проектов строительства жилья в границах Нового Орлеана – The Bricks («Кирпичи»). Более того, по данным Министерства жилищного строительства и городского развития США, пострадавшее жилье не было разрушено до основания, и после очистки там вполне можно было бы жить. Но людям не суждено было вернуться в свои дома. Именно в тот момент, когда они больше всего нуждались в «доступном и в целом пригодном для проживания жилье в Новом Орлеане», было объявлено о финансировании сноса домов и строительстве на их месте новых. Эти новые дома были предназначены для людей с разным уровнем доходов, и лишь 706 квартир относились к категории социального жилья – вместо 4534 квартир в снесенных домах.

Как и проект We Will Rebuild в Майами, проектировщики в Новом Орлеане, судя по всему, поставили интересы бизнеса выше потребностей «теперь уже навсегда перемещенных лиц – в основном граждан с низким уровнем доходов и прежде всего чернокожих женщин». В ходе судебного разбирательства 2007 г. Управление жилищного строительства Нового Орлеана заявило, что провело опрос бывших арендаторов социального жилья и большинство опрошенных ответило, что они не хотят возвращаться в Новый Орлеан. Это заявление противоречило выводам Института исследований женской политики, и у многих возникло подозрение, что «решение о сносе домов, возможно, принималось не столько для ликвидации последствий стихийного бедствия и удовлетворения нужд пострадавших от удара стихии, лишившихся крова и получивших травмы людей, сколько для того, чтобы нажиться на перепланировке городской застройки».

Люди хотели вернуться в свои дешевые дома, построенные в рамках программы The Bricks, потому что, как и бразильские фавелы, эти дома были не просто жильем. Здесь сформировалась социальная инфраструктура, прикрывавшая недостатки жилья, построенного государством в духе laissez-faire. «Социальное жилье, может быть, было не лучшего качества, но зато каждая жившая в нем женщина заменяла мамочку кому-нибудь из соседей», – сказала одна бывшая арендаторша в интервью сотрудникам Института исследований женской политики. Когда женщин переселили, а дома снесли, соседи оказались вдали друг от друга, и социальные связи были разорваны. Поскольку мы не учитываем неоплачиваемый труд женщин, при строительстве нового жилья в очередной раз не была принята во внимание необходимость сохранения неформальных связей. Благодаря этим связям, возможным при старой жилищной программе, женщины, помимо всего прочего, чувствовали себя в безопасности и могли спокойно передвигаться по городу. «Район был не так уж плох, – вспоминает одна женщина, – потому что все друг друга знали и никто не боялся ходить по Клейборн-авеню и другим улицам Нового Орлеана».