Ханы Золотой Орды, вопреки нынешнему мнению об их «варварстве», вполне «цивилизованно» поддерживали дипломатические отношения с Западом, принимали посланцев римских пап, вели соответствующую переписку и т. д, В труде М.Д. Полу-бояриновой сообщается: «Папа Иоанн XXII (1316–1334) писал в 1318 г., что хан Узбек «не без наития, внушенного ему Господом… предоставил привилегии христианам» (имелись в виду католики. — В.К.). Хан Узбек (1313–1342) был в переписке и с папой Бенедиктом XII (1334–1342), отправлял к нему послов. Известны письма этого папы к самому Узбеку, сыну его Джанибеку и жене Тайдуле, в которых папа… выражает надежду на обращение всей ханской семьи в католичество.

Все это, однако, — продолжает М.Д. Полубояринова, — не помешало Узбеку в 1324 г. организовать поход русских князей против Литвы, чтобы запретить Гедимину (великий князь Литовский в 1316–1341 гг. — В.К.) принять католичество. В 1340 г. Узбек помог русским князьям в их борьбе против польского короля Казимира, в результате чего Казимир вынужден был признать свободу православных обрядов. Эти акции в защиту православия и против католицизма были совершены, без сомнения, не без влияния русских церковников в Золотой Орде. Ту же линию в отношении православия занимал в силу необходимости и Джанибек (1342–1357), ведя в союзе с Византией войну с венецианскими генуэзскими колониями в Крыму (с 1343 г.)» (Там же, с. 27.)

Здесь обрисовано соотношение «православие — католицизм (и вообще Запад) — Золотая Орда» за несколько десятилетий до Куликовской битвы. Но следует сказать, что подобная ситуация выявилась значительно раньше.

По сведениям германского хрониста Рейнгольда Гейденштейна, русский Псков «был взят немцами, как гласит предание, около 6750 года (то есть 1242-го, года «Ледового побоища». — В.К.). Однако немного спустя после того Александр Ярославич (Невский. — В.К.) из рода Мономахова возвратил свободу городу; будучи отправлен ханом татарским Батыем и получивши в подмогу татарские вспомогательные войска, он победил в сражении ливонцев и затем по договору возвратил город (Псков. — В.К)» Выражение «отправлен ханом Батыем» означает, очевидно, лишь то, что Александр Невский признавал верховную власть Золотой Орды и, так или иначе, «советовался» с Батыем о предпринимаемых действиях. Но золотоордынская военная поддержка борьбы Руси с натиском Запада началась, следовательно, уже при Батые. Кстати сказать, многие историки считают только что приведенное сообщение недостоверным, однако их сомнения обусловлены присущим им ложным представлением о взаимоотношениях Руси и Золотой Орды вообще (о чем уже подробно говорилось); кроме того, как мы видели, политика, начатая Батыем, продолжалась и через столетие — при Узбеке и Джанибеке, о чем есть неоспоримые сведения.

В свете всего вышеизложенного становится возможным действительно понять сущность Мамаевой орды и ее похода на Москву. В высшей степени знаменательно, что историки, смотревшие на эту проблему из Крыма, гораздо яснее понимали ее истинное содержание. Так; известный крымский историк П.Н. Надинский, автор изданных еще в 1950-х годах «Очерков по истории Крыма» в четырех томах, писал:

«Генуя и Венеция являлись крупнейшими колониальными государствами Средневековья. В руках этих государств находилась почти вся мировая торговля. Значение этих государств особенно возросло в связи с Крестовыми походами… Эти грабительские походы, освященные религией, прокладывали пути для генуэзских и венецианских купцов-колонизаторов в страны Ближнего Востока и Причерноморья… В XIII веке, после взятия крестоносцами Константинополя (в 1204 году. — В.К.) и разгрома Византийской империи, венецианцы, а следом за ними и генуэзцы, проникли на побережье Черного моря… И совершенно не случайно, что генуэзцы оказались в числе вдохновителей, а может быть, и прямых организаторов похода незадачливого татарского полководца Мамая на Москву».[302]

Впрочем, еще раньше П.Н. Надинского, в 1940-х годах, о тесной связи Мамая с генуэзцами говорил один из значительнейших наших историков академик М.Н. Тихомиров,[303]развивавший эту тему и позднее. Вообще я отнюдь не являюсь неким «первооткрывателем» предлагаемого понимания Мамаева похода. Это понимание так или иначе намечено в исследованиях ряда видных историков: Ю.К. Бегунов «Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище» (1966), И.Б. Греков «Восточная Европа и упадок Золотой Орды» (1975), Г.М. Прохоров «Повесть о Митяе. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы» (1978).

Позже, в 1980-х годах, появились статьи и затем книга Л.Н. Гумилева, в которых особенно последовательно выдвигалось именно такое понимание.[304]Эти публикации вызвали очень широкий интерес, но нельзя не сказать, что перед нами произведения человека, который был, если угодно, в равной мере и историком, и поэтом (кстати сказать, несколько опубликованных в последние годы его стихотворений уступают по своей художественной силе поэзии его прославленных родителей). И в трудах Л.Н. Гумилева первостепенную роль играет «домысел» и даже прямой «вымысел».

Это позволяет ему не только властно захватывать сознание читателей, но и нередко замечательно «угадывать» скрытое, подспудное движение истории. Но в то же время именно эти качества вызывают неудовлетворенность (или даже негодование) у людей, которые считают обязательным строгую документированность, не приемлют никакого «интуитивного» домысливания в изучении истории. Впрочем, при всех возможных оговорках, несомненно одно: статьи и книги Л.Н. Гумилева способны пробуждать мощный и страстный интерес к истории, в том числе к истории эпохи Куликовской битвы.

Вот чрезвычайно выразительный факт. В авторском «Введении» к только что названной книге Г.М. Прохорова «Повесть о Митяе. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы» сказано: «Благодарю от души моего первого учителя, доктора исторических наук Л.Н. Гумилева за привитый мне вкус к историческому исследованию…»[305]Однако в самой этой книге, где есть, например, ссылки на упомянутые выше работы М.Н. Тихомирова, Ю.К. Бегунова и И.Б. Грекова, автор ни разу не ссылается на Л.Н. Гумилева!..

Словом, имеет место специфическая ситуация: высокая одаренность и размах мысли Л. Н. Гумилева дали ему возможность во многих отношениях верно и глубоко охарактеризовать сущность Куликовской битвы, но недостаточность, а порой и прямая недостоверность фактической аргументации отвращает тех или иных читателей (прежде всего — профессиональных историков), и в результате отчасти дискредитируется то истинное в своей основе представление о причинах и значении великой битвы, которое выразилось в гумилевских статьях и книгах. И как-то уже не обращают внимания на тот факт, что концепция Л.Н. Гумилева подтверждается (а не опровергается) в ряде работ таких историков, которым отнюдь не свойственно «вольное» обращение с источниками.