Ненамного меньшие количества солей цветных металлов, соединений серы, хлора, фенола, формальдегида и кислот были слиты со сточными водами в озеро Имандра. В окрестностях комбината значительные пространства нарушены шахтными разработками и карьерами, а также заняты шлакоотвалами. Однако наиболее сильное техногенное воздействие на ландшафты оказывают далеко разносимые ветром газообразные выбросы, прежде всего диоксида серы (образующего в соединении с атмосферной влагой серную кислоту), на несколько меньшей площади — выбросы тяжелых металлов»[283].

Анализ проведенных экспедицией работ показал следующее:

«Техногенные пустоши, примыкающие к источнику промышленных выбросов, где полностью или почти полностью уничтожен почвенно-растительный покров, распространяются на 10–12 км к северо-западу от комбината „Североникель“, занимая берега Мончеозера, и на 5–6 км к югу, простираясь южнее сопки Сопча (Нюд). Ширина этого пятна составляет 2–4 км. Такая неравномерность распространения техногенных пустошей вокруг комбината обусловлена прежде всего тем, что „Североникель“ расположен в котловине, с трех сторон закрытой горами и лишь на севере не имеющей горного обрамления. Здесь нет преград, препятствующих распространению загрязнений. Поэтому закономерно, что пустоши распространяются далеко на север. Этому способствует также ветровой режим территории — здесь отмечается высокая повторяемость ветров меридиональных румбов (39 % южных, 28 % — северных). Промышленными выбросами комбината практически полностью уничтожена растительность по берегам озер Сопчъявр и Нюдъявр, на сопках Ниттис и Сопча, а также на северо-восточном склоне хребта Мончетундра до высоты 400–500 м.

Полевые исследования показали, что состояние остатков сохранившейся здесь растительности крайне угнетенное. Древесные породы встречаются чрезвычайно редко, в основном в понижениях рельефа, имеют угнетенную стланиковую форму (Крючков, 1991). Почти полностью отсутствует травяно-кустарничковый покров — нет мхов и лишайников. Материалы биомониторинга, выполненного Кольским филиалом РАН, свидетельствуют, что здесь исчезли сфагновые болота, пересохли многочисленные ручьи. Почва обнажена на 90–95 %, в результате чего идет ее размыв до горизонтов В и С, а местами до материнских пород.

Зона сильно поврежденной растительности, где доля погибших деревьев составляет более 80 %, представляющая мертвый еловый и сосновый сухостой с порослевыми кустами берез и обнаженными до минеральных слоев почвами, распространяется на юг на 13–14 км до залива Витегуба, занимая привершинные части холмов и их наветренные склоны, а на север — более чем на 25 км, занимая обширные возвышенные (до 350 м) пространства вокруг Мончеозера и склоны сопок Свинцовая и Туйбола. Как отмечают В. В. Крючков и Н. А. Сыроид (1984), это своеобразное антропогенно-промышленное лесотундровое криволесье — чередование сухостоя хвойных пород, березовых куртин и тундроподобных территорий с угнетенным травяно-кустарничковым покровом (проективное покрытие — 30–40 %). Мхи и лишайники почти не встречаются. Ручьи и озера мелеют и пересыхают, обнаженность почвы достигает 50–90 %»[284].

Работы по проекту МГУ — SPRI — WCMC открыли на Кольском полуострове поистине апокалиптическую картину. Но есть ли у северной природы способность к восстановлению?

«Область является самой промышленно развитой на Крайнем Севере. Здесь добывается около 70 % фосфорного сырья, из которого изготавливается более 70 % минеральных фосфорных удобрений. В недрах области разведаны запасы железных, медно-никелевых, титаномагнетитовых, апатитонефелиновых руд. Значительны также запасы полевошпатового и слюдяного сырья — вермикулита, мусковита и строительных материалов. Большинство месторождений характеризуется благоприятными горно-геологическими условиями (высокая плотность запасов, большое содержание полезного компонента, возможность разработки открытым способом).

В настощее время на севере используются практически те же производственные и природохранные технологии, что и в других районах страны, имеющих менее суровые природные условия. Исследования показывают, что даже при выдержанной технологии, например при очистке производственных стоков, невозможно добиться максимально возможного в рамках данной технологии удаления вредных веществ. Это объясняется низкими температурами воздуха, тормозящими активность микробиологических процессов в очистных сооружениях. <…>

Техногенное воздействие на Севере вызывает не только глубокое точечное разрушение экосистем, но и широкое площадное нарушение — значительно большее, чем в южных зонах. Нарушение функций экосистем Севера даже при слабых загрязнениях и неспособность самоочиститься обуславливаются их низкой биологической продуктивностью»[285].

Профессор Е. И. Голубева подводит итог: «Там по-прежнему красиво. Просто есть места, которые сильно пострадали… Если посмотреть на Хибины сверху, скушан кусочек здесь, там, тут. Когда начинали все это разрабатывать в 1930-е годы, кто думал, что нужно что-то сохранять? Шла большая битва за урожай. О выплавке дефицитного тогда алюминия думали. А еще нашли никель и медь. В Оленегорске — железную руду. Даже и сейчас людям, которые там живут, конечно, жалко природу, это их родные места, — но ведь им надо где-то работать! Поэтому они, думаю, не будут рады, если там всё позакрывают.

Там есть еще один просто сказочный кусочек — горный массив Ловозерские тундры. Красота необыкновенная! Я в 2001 году побывала летом, но, к сожалению, там тоже нашли металлы и начали разрабатывать. Потому что техника сейчас нуждается уже в редкоземельных металлах, и разработки иногда идут ради 1 грамма на тонну!

Однако нельзя сказать, что на Кольском полуострове происходит только плохое. У меня писала диссертацию девочка, которая училась на кафедре Рационального природопользования. Я вела все ее курсовые, диплом и диссертацию, которая была по рекультивации лесов Терского берега Белого моря. В восточной части Кольского полуострова, в устье реки Варзуги за селом Кузомень, есть удивительное место — настоящая пустыня с барханами, из которых тут и там торчат одиночные сосны, это так называемые Кузоменские пески. Они перевеваются, перемещаются, захватывают всё новые участки. А теперь там стали предпринимать попытки фиторекультивации, закреплять пески, высаживая сосны. В Кузоменских песках теперь есть экспериментальные площадки — саженцы приживутся — не приживутся, и как лучше их высаживать…

Десять лет я проработала с Андреем Петровичем как сотрудник кафедры биогеографии. Он сильно меня идейно поддержал с защитой докторской диссертации и стал приглашать перейти на кафедру РПП. Потом все более настойчиво, и я подумала, что, пожалуй, неплохо начать в жизни новый этап — поработать с таким человеком. И вот, с 2000 года я работаю на кафедре РПП. Тут как раз начались изменения учебного плана, и я стала его заместителем по учебной работе. Могу сказать, что все стратегические вопросы Андрей Петрович схватывал мгновенно и попадал прямо в яблочко. С одной стороны, он дипломатичный человек, а с другой — очень принципиальный и смелый».

Родные пенаты

Академик Петр Леонидович Капица и его жена снова попали в свой кембриджский дом на Хантингдон-роуд, 173, только в 1966 году:

«Когда мы поселились на Hungtingdon Road, наш участок был совершенно голый, а сейчас там вырос сад, — вспоминала Анна Алексеевна. — Мы наведались посмотреть, что стало с этим местом, когда приехали вновь в Кембридж после тридцатилетнего перерыва»[286].

«Петра Леонидовича не выпускали в капиталистические страны, — рассказывает Анна Андреевна Капица, — боялись: дом у него есть, уедет, и все — останется там жить. Поэтому где-то в 1960-х годах он подписал в английском посольстве нотариальную бумагу, что отказывается от