Таким я его не видела, не видела его столь откровенной неуверенности.

— В чем дело? Что еще случилось? — Я слышала свой голос словно со стороны.

Он молчал. А когда наконец заговорил, то таким тихим голосом, что я едва разбирала слова.

— Мне кажется, за моей квартирой наблюдают. Момм рассказал, что несколько дней назад к нему в кабинет без предупреждения явилось гестапо с обыском. Он в панике. Говорит, они ищут в своих рядах любые улики, свидетельствующие о причастности к Сопротивлению.

— Момм — участник сопротивления? — недоверчиво спросила я.

Вместо ответа Шпатц прошел через всю комнату и закрыл окно. Через несколько минут в комнате стало жарко, как в сауне, на затылке у меня выступил пот. Мы стояли и молча смотрели друг на друга.

— У нас есть план, — начал он. — Чтобы покончить с этим немедленно, пока еще не поздно. Но это…

От страха у меня сжалось сердце. Андре оставался в плену. Все люди, связанные с этим делом в Берлине, теперь будут знать, что я тайно умасливала Момма, чтобы он отслеживал ход необходимых бумаг и увеличивал и так уже существенные выплаты взяток. А Шпатц был моим любовником. Нас видели вместе в ресторанах и здесь, в «Рице». Если гестапо его подозревает, сколько времени понадобится, чтобы они вызвали на допрос и меня?

— Что за план? — спросила я. — Рассказывай.

— Надо обратиться к союзникам, заключить с ними соглашение. Момм считает, что наш знакомый в Берлине, возможно, поддерживает освобождение Андре, потому что хочет как-то использовать в этом деле тебя.

Я нервно рассмеялась, запустив пальцы во влажные волосы:

— Не ты ли когда-то говорил мне, что вы не в бирюльки играете? А я не гожусь в шпионки. Да и какую роль я могу здесь играть?

— Ты знакома с Черчиллем, — произнес он.

Я застыла на месте. Чего-чего, а уж этого я никак не ожидала услышать, но по лицу Шпатца видела, что он говорит совершенно серьезно.

— Не думаешь ли ты… Я же виделась с ним всего несколько раз. И ведь он в Англии, а…

— Когда он нам понадобится, его уже не будет в Англии. Он собирается отправиться в Тегеран, где в советском посольстве у него назначена конференция со Сталиным и Рузвельтом. Оттуда он направится в Тунис, а потом в Мадрид. Генерал Франко занял нейтральную позицию, он не желает раздражать Гитлера, но в Мадриде все еще полно деятелей, активно занимающихся тем, чтобы погасить конфликт. Если ты встретишься там с Черчиллем, это можно сделать через его посла, ты бы могла…

— Что? Броситься перед ним на колени и умолять? Шпатц, с какой стати Черчилль станет вообще меня слушать?

— У нас, кроме тебя, нет никого, кто бы лично был с ним знаком. Коко, ты можешь помочь нам приблизить окончание войны. Момм уже сделал предварительные запросы и…

— Что?! Да как он смел?! На кону жизнь моего племянника!

— Выслушай меня внимательно. — Шпатц подошел совсем близко, желая удержать взрыв моих эмоций. — Я уже говорил, в рейхе существуют очень высокопоставленные люди, которые сомневаются в правильности политического курса Гитлера. И один из них — лицо, с которым мы связаны. Он считает, что этот план может сработать, если тебе удастся встретиться с Черчиллем и передать ему наше послание.

И тогда я все поняла. Я увидела по его глазам: он нисколько не сомневается в том, что я не смогу пренебречь его предложением или уклониться от него. И в этом был весь ужас.

— Боже мой, ты сошел с ума! — прошептала я. — Ты собираешься изменить своему фюреру.

— Наши цели не имеют к тебе отношения. Ты должна знать только то, что без согласия союзников нам вперед не продвинуться. Наш план довольно рискован, но для тебя мы все приготовим заранее: разрешение на выезд, бронирование номера в мадридском «Рице» и даже алиби.

— Алиби? — как эхо переспросила я; его слова так поразили меня, что я едва могла говорить.

— Ну да. Ты едешь в Мадрид, чтобы встретиться со своей старой подругой Верой Бейт-Ломбарди. Ее задержали в Риме по подозрению в шпионаже, обвиняли в сообщничестве с мужем. Нет, она не шпионка, — торопливо добавил он, — но Ломбарди перед самым арестом удалось скрыться. Вера обратилась к Черчиллю с просьбой о помощи, но его канцелярия проигнорировала эту просьбу, главным образом потому, что у Черчилля просто нет возможности вмешаться в это дело, хотя никто, конечно, этого никогда не скажет. Когда-то Вера работала у тебя. Ты скажешь, что хочешь предложить ей работу, поскольку собираешься открыть бутик в Испании. Мы же позаботимся о том, чтобы ее отпустили, и поможем перебраться в Мадрид.

Я уставилась на него так, словно передо мной стоял незнакомый человек. Конечно, таким он и был, только я не позволяла себе задумываться, а вот сейчас ясно это увидела. Человек, которому я поручила обеспечить безопасность моего племянника, которого пустила к себе в постель и которому позволила впутать себя в его дела, поскольку его готовность помочь Стрейцу в «Ла Паузе» притупила мои подозрения. Выходит, я совсем не знала Шпатца. Впервые в жизни я доверилась человеку, который способен, не моргнув глазом, меня уничтожить.

— Вы тоже когда-то с Верой были друзьями, — удалось мне выговорить. — Ты был с ней в Монте-Карло у меня на дне рождения. И это ваше важное лицо в Берлине, с которым вы связаны, он тоже должен знать, что мы много лет с ней не виделись. В Лондоне, перед своим замужеством, она у меня уже не работала, и вообще, кто поверит, что я хочу предложить ей работу, да еще открыть свое заведение в Испании, когда я отказалась открыть свое ателье здесь?

— Потому что она тебе писала. — Он набрал код замка на своем портфеле и открыл его. Я увидела несколько папок. Он вытащил одну из них, положил на кровать и достал конверт. — Она послала это письмо четыре месяца назад. В нем она просит тебя обратиться к Черчиллю, чтобы он вступился за нее. Должно быть, знает, что ты на него имеешь некоторое влияние.

— Так ты… Так, значит, ты перехватывал мою корреспонденцию?

— Так было надо, — сказал он, не делая ни малейшей попытки извиниться. — Мне приказали. Я должен был быть уверен… то есть мой начальник должен был быть уверен, что на тебя можно положиться. Мы видели и твое письмо Черчиллю, то самое, в котором ты поздравляешь его с избранием на пост премьер-министра. Весьма располагающее письмо. Мы отослали его дальше, надеясь, что оно дойдет до адресата, хотя, разумеется, наверняка тут трудно что-либо сказать. Есть другие каналы, где подобные послания исчезают бесследно.

— Боже мой…

Я быстро отошла от него; смятение и страх душили меня. Что я наделала? Как могла допустить, чтобы это зашло так далеко? Перед внутренним взором вдруг вспыхнула картинка: мальчик сидит на полуразрушенной стене в Виши, потом он падает, затем неожиданно бросается вперед, хватает деньги и стремглав убегает. Обыкновенный воришка купил меня, вызвал во мне жалость и сочувствие, а теперь я оказалась жертвой куда более опасного типа.