Двадцать минут спустя, несмотря на позднее время, он набрал первый из американских номеров.

* * *

Это должно произойти до вторника. А конкретнее, если считать, что Донахью не выйдет из своего графика, до двенадцати часов дня во вторник. До этого мига Донахью только сенатор; после него он уже кандидат на пост президента.

В восемь Бретлоу позвонил Хендриксу.

— Мои боссы довольны миланским делом. У меня есть другое задание. Возможно, на следующей неделе, и почти наверняка в Вашингтоне.

Работать в Вашингтоне сложнее, поскольку это все-таки столица, подумал Хендрикс. Впрочем, нет. Сложно бывает и в других местах — все зависит от предъявляемых требований.

— Когда будут подробности?

— Завтра.

Семьдесят минут спустя пришел Майерскоф.

— Мы вышли чистыми, — Майерскоф говорил уверенно, почти самодовольно.

— Никаких упоминаний в документах? — спросил Бретлоу.

— Абсолютно.

Провидение на его стороне, подумал Бретлоу: его имя нельзя связать ни с убийством Бенини, ни с расследованием Митчелла, ни со смертью Митчелла, ни с арлингтонской бомбой.

Его спрашивает по телефону сенатор Донахью, сказала Мэгги Дубовски. Бретлоу поблагодарил Майерскофа и снял трубку.

— Джек, как дела? Неплохо сыграли на Виньярде. И в спортзале тоже Чему обязан удовольствием тебя слышать?

Ведь мы оба понимаем, что звонок деловой.

— Вчера вечером мне пришла в голову одна идея, Том. Хотел поделиться.

Сегодня последний день перед вторником, когда мы можем поговорить; а во вторник я стану кандидатом.

Что ж, это важно, подумал Бретлоу; все остальное вполне можно перенести на пару часов или отложить на другой день.

— Как насчет ленча?

— Лучше в сауне.

Потому что там мы будем одни.

— В полтретьего.

Когда Бретлоу приехал в Клуб, последние посетители покидали столовую. Он кивнул дежурному и спустился в полуподвал. Донахью был уже внутри. Бретлоу взял полотенце, разделся, ополоснулся под душем и присоединился к нему.

— Спасибо, что сумел прийти. — Донахью сидел на средней лавке; на его лбу, груди и животе уже выступили бисеринки пота. — Хочу попросить тебя кое о чем.

Бретлоу сел, опершись спиной о стену, и выжидательно взглянул на него.

— Я уже говорил, что во вторник выдвигаю свою кандидатуру. Весь уик-энд уйдет на подготовительные совещания.

Значит, в это время до него не добраться, и Хендрикс ничего не сможет сделать. Мозг Бретлоу работал автоматически.

— В понедельник я буду в Бостоне. Неофициальный обед с тамошними союзниками.

Возможно, подумал Бретлоу, но нет времени спланировать это. Но все равно эти сведения ему пригодятся — самому было бы не слишком ловко об этом спрашивать.

— Вернусь во вторник. Прилечу как раз к полудню, а после речи будет пресс-конференция.

Последний шанс, возможно, единственный.

— Так чего ты хочешь от меня? — спросил Бретлоу.

Донахью плеснул на угли немного воды.

— Может, ты ко мне присоединишься?

Ты ли это, Том? Все указывает на то, что да, но я до сих пор не могу поверить в это. Не хочу верить в это.

— Когда и где именно? — Бретлоу чуть подался вперед.

— Где тебе будет удобно. На пресс-конференции, по-моему, это привлечет чересчур большое внимание, но до или после — пожалуйста.

— Фу, черт, какая жара. — Бретлоу обмотал вокруг себя полотенце и вышел из сауны.

Так каким будет твой ответ, Том? Донахью поглядел ему вслед. Даже если ты ответишь так, как предсказывал Хазлам, это может ничего не значить. Даже если я услышу от тебя те самые слова, которые ты должен произнести, по мнению Хазлама, это еще не доказывает твоей вины.

Вода в бассейне была ледяной. Бретлоу окунулся туда по самую шею.

Ты слабак, Джек. Я думал, что ты силен, думал, что ты годишься в президенты, но теперь вижу, что это не так. Кроме того, ты отведешь от меня подозрения. Ведь никто не поверит, что это я, если Хендрикс сделает свое дело, когда я буду сидеть рядом с тобой. И в этом случае я буду знать все детали, включая точное время. Притом что эти детали все равно будут сообщены прессе, так что и тут я прикрыт.

Он вылез из бассейна, обернул полотенце вокруг пояса и вернулся в сауну; в голове у него уже сложился план.

— Когда ты прилетаешь? — спросил он.

— В половине двенадцатого. Пресс-конференция в двенадцать.

— Как ты и сказал, если я приду туда, это будет слишком демонстративно. Может, встретимся в аэропорту, поедем вместе?

Именно это и предсказывал Хазлам, подумал Донахью. Ведь в этом случае ты будешь точно знать все детали и сможешь все рассчитать. И кроме того, отведешь от себя подозрения, потому что, когда это случится, ты будешь рядом.

— Что ж, годится. На твоей машине или на моей?

Бретлоу словно бы на миг задумался.

— На твоей. На моей тоже немного демонстративно.

Хазлам угадал и это. Ведь твоя машина бронирована и имеет неприметный вид, а мою легко узнать, и она ничем не защищена. Но я до сих пор не верю, что это ты, Том; до сих пор не могу поверить. Неужели ты пойдешь на это — неважно, по каким причинам?

Когда он вернулся на Холм, Пирсон с Хазламом сидели в его кабинете. Донахью закрыл дверь и сел за стол.

— Это Бретлоу, — просто сказал он. — Будем действовать.

Они с Пирсоном покинули Рассел-билдинг и отправились в суд. Хазлам не пошел с ними, потому что его присутствие могло их выдать. Судья уже ждал их с готовым документом.

Адресовано в Таможенно-налоговое управление Ее величества; подлежит исполнению в момент открытия лондонских банков в понедельник утром.

* * *

Вечером Бретлоу позвонил Хендриксу по номеру платного телефона в Центре Кеннеди, даже не заметив заключающейся в этом иронии.

— Мишень прилетит в Национальный аэропорт. Оттуда его повезут на Капитолийский холм.

Политик, подумал Хендрикс; а впрочем, какая разница.

— Кодовое имя?

— Голубь.

— Рейс обычный или частный?

Ему важно было знать, пересядет ли мишень из самолета в автомобиль прямо на поле — тогда можно будет подкараулить ее на взлетной дорожке — или перейдет из салона под прикрытие здания аэровокзала.

— Пока неясно.

Это ограничивает время на подготовку — Хендрикс уже рассчитывал, отвергал одни варианты и продумывал другие.