– Нет-нет, вот это – нет! Это все Тейлор, это он говорил с Боханноном. Я был потрясен, когда узнал, что пострадала Элизабет… Это случайность, ты должен мне поверить, Бенджамин. Я обожаю Элизабет…

– Ну, это, конечно, утешает.

– Сейчас, может быть, и нет, но ты увидишь, время все лечит. – Он пожал округлыми покатыми плечами. – Ты ведь уже взрослый и не станешь делать глупостей… Тебе не грозит то, что случилось со свидетелями по делу Кеннеди. – Он тронул меня за плечо, медленно улыбнулся. – Шутка, Бенджамин.

Мне нечего было сказать Эллери Ларкспуру. Мне в жизни не подобрать стоящих слов. Ларки стал плотью от плоти американского образа жизни – один из тех, кто составляет большие планы и добивается их осуществления, так или иначе. Типичный американец. Даже будь у меня сила свалить его, меня никто не поблагодарил бы. К тому же я понимал, что при всей своей аморальности Ларки будет честно работать на Чарли Боннера, будет помогать ему до конца срока. Думаю, Ларки действительно любил Боннера. Мысль о покушении на Чарли даже не появлялась в сценарии. Однако все случилось из-за Чарли. Он решил, что Чарли недостаточно силен, чтобы вести страну. И многие умерли, но Чарли уцелел…

В дверях я остановился и оглянулся. Он смотрел мне вслед, уютно свернувшись в своем мягком светлом халате, а за его спиной выгорала утренняя дымка. Не знаю, что он увидел в моем лице. Не знаю даже, о чем я думал. Но он взглянул на меня и снова заговорил:

– Правда, Бенджамин… просто шутка. Ты – один из нас, а они, в конце концов, были не нашими, верно?

– Я иду к президенту.

Да, он должен был понимать, о чем я думаю.

– Как хочешь, Бенджамин. Только не жди слишком многого. Доказательства Саррабьяна недорого стоят. Он сам слишком замазан. К тому же это плохо отразится на Дрю и на вашей милой старой фирме.

– Я рискну.

– Конечно, и я тоже. – И тут он добавил еще кое-что: – Смотри веселей, Бен. Это тот же шоу-бизнес, как ты не видишь? Мы, как и все прочие, просто участвуем в представлении. – Он улыбнулся. – Смешно, правда? А как серьезно мы к себе относимся! – И помахал мне. – Ступай, Бен. Живи своей жизнью и будь счастлив.

Президент уделил мне время в тот же день. Он вносил последние исправления в речь по случаю выдвижения его кандидатуры. Решили, что съезд нуждается в катарсисе. Сегодня объявят, что выдвигают кандидатуры Чарли и Дэвида Мандера, потом короткое выступление Мандера, собственно, не более чем представление, а затем, по следам всех смертей – речь Чарльза Боннера, который обратится к нации, собирая в свой лагерь самых разных людей и неразрывно связывая их с собой.

– Бен, ты с давних пор мой друг, но то, что ты сделал для меня в последние дни… – Он вдруг всхлипнул – впервые на моей памяти. – Никогда не думал, что я заслуживаю такой дружбы… а может, и не заслуживаю. Но ты это сделал… все равно. Я кое-чему научился за эту неделю, Бен. Я узнал, что я политик до мозга костей. Вывари меня на огне, и вот что останется в осадке: чистый политик. – Он вытер нос белоснежным носовым платком. Мы были одни. – А ты… ты великий человек… Я знавал всего двоих великих… Дрю Саммерхэйз – и ты. Только это и могу сказать, наверно, никогда не найду нужных слов. Но я никогда не забуду, что сделал для меня Архангел.

Видите, как ловко? И я в его руках. Он залез в душу и нажал нужную кнопку у меня в груди. Все он о себе знал и выложил мне без обиняков и заставил меня думать, что, может быть, как бы я не сопротивлялся этой мысли, он и обо мне сказал правду.

– Не стану с вами спорить, мистер президент. Но я не великий человек, и сдается мне, даже просто хорошим человеком быть не так-то легко. Сейчас мне трудно. Есть вещи, которые я, кажется, должен вам рассказать… хотя, видит бог, не знаю, зачем и что это изменит… и вы – то, что вы есть, но кое-чего у вас не отнимешь. Никогда не забуду, как ты выскочил на линию огня, чтобы подхватить падающего Шерма Тейлора. Не знаю, кто еще из общественных деятелей способен на такое: преодолеть все основные инстинкты, чтобы прикрыть и поддержать раненого врага. – Я сам чуть не плакал, совсем размяк. Я прикусил губу. – Хотел бы я только знать… о чем ты думал? Что творилось у тебя в голове?

– Ты и правда хочешь знать, дружище?

– Хочу.

– Ну, всех мыслей не помню, но среди них была одна: что выйдет роскошный кадр, что с этой фотографией я войду в историю. – Он чуть прищурился и наградил меня улыбкой кинозвезды, как герой из «Бешеной команды»: говорю тебе, богом клянусь, я мелкий сукин сын. Все тот же трюк…

– Есть одно дело… мне обязательно надо поговорить с тобой, Чарли.

– Заезжай в Вашингтон. После съезда. Сейчас все время будут отвлекать. – Он махнул рукой на пачку бумаг на столе. – Предстоит еще победить на выборах… Я наконец додумался до умной мысли, Бен. Я только что назначил Ларки возглавлять кампанию. У него это в крови.

– Ты прав, Чарли. А я уезжаю домой. С меня хватит.

Он рассмеялся:

– Да уж, тебе хватило, отдаю должное. – И прервал сам себя: – Кстати, тут тебе звонят. – Кивнул вошедшему секретарю: – Это мистера Дрискилла, Джен?

– Да, мистер президент. Мистер Ларкспур переключил вызов сюда.

Он указал на стоявший на столе аппарат и отошел к окну с текстом речи в руках, чтобы не подслушивать.

– Алло, это Бен Дрискилл?

Несколько минут я слушал. Слезы текли по щекам, и я едва сумел выговорить:

– Элизабет…

Она пришла в себя. Вернулась.

Когда я повесил трубку, президент характерным жестом протянул руку. Я принял ее, и мы долго стояли так, а потом, уже в дверях, я остановился, чтобы дать ему совет на вечер.

– Заставь их тебя полюбить, Чарли.

К тому времени, как я добрался до О'Хара, сгустилась летняя ночь, над взлетной полосой стоял туман, и от духоты некуда было деваться. На западе громоздились грозовые облака, температура не опускалась ниже девяноста. Летний Чикаго! Я добрел по коридору до турникета, но ждать предстояло еще больше часа. Аэропорт был полон отдыхающих. Я ловил обрывки разговоров, но по большей части здесь были мужья и жены с детьми. Никого не интересовала политика.

Я высмотрел в маленьком баре, где можно было убить время, пустую табуретку, прошел туда и сел. Здесь было неправдоподобно уютно, и я почувствовал, как меня отпускает. Заказал пива, и бармен подвинул ко мне блюдечко с арахисом. По телевизору над стойкой уже отзвучали речи претендентов, и теперь шла подготовка к голосованию – вернее, к единодушному одобрению кандидатур. Все, как на съездах прошлых лет. По меркам моего детства и ранней молодости – огромное событие, но для последних лет – ничего особенного. Режиссура Эллери Ларкспура была безупречна, остальная команда, в том числе Эллен и Мак, держалась в первых рядах. Все они скоро впрягутся в предвыборную гонку. Но сейчас президент купался в волнах поддержки. Кто не знал, что произошло на прошлой неделе, не увидел бы в этом ничего странного. Живучий народ эти американцы.