Никто на свете не мог занять его место. Граф Конингсби сделал попытку. Сара с Джоном знали его много лет, и через полгода после похорон граф сделал ей предложение письменно.

Сара с изумлением прочла его письмо. Подумать только, кто-то пожелал заменить ей Маля — и так скоро после его смерти! Но отказ написала в любезных выражениях.

Полученное вскоре другое предложение позабавило ее, так как исходило от герцога Сомерсета, супруга которого когда-то делила благосклонность королевы с Эбигейл Хилл. К тому же Сомерсет был одержим своей родовитостью, его прозвали Гордым Герцогом, и кое-кто при дворе говорил, что его гордость происхождением доходит до умопомешательства. Да, он был одним из самых родовитых герцогов, делил эту честь с Норфолком. Но ходили слухи, что даже родные дети должны были стоять в его присутствии, а когда один из них, думая, что отец спит, сел, то немедленно был «оштрафован» на двадцать тысяч фунтов, которые были вычтены из его наследства.

Поэтому Сара, читая его исполненное достоинства послание, чувствовала себя польщенной, видимо, он держался о ней очень высокого мнения. Надо признать, благородством крови она не отличалась. Конечно, как герцогиня Мальборо она никому не уступала знатностью и готова была каждому заявить об этом; но такой человек, как Сомерсет, естественно, должен был считать Дженнингсов и Черчиллов чуть ли не простолюдинами.

Сара не без удовольствия ответила ему: «Будь я молодой и красивой, а не старой, увядшей и вы могли бы положить к моим ногам весь мир, то все равно не получили бы руки и сердца, принадлежавших Джону, герцогу Мальборо».

Отправив это письмо, она пошла в кабинет Джона; мысли ее обратились к прошлому, и она ощутила с прежней силой горькое чувство утраты.

Герцогиня решила, что пора уже разобрать его вещи, и, роясь в шкафу, где муж хранил самое ценное, наткнулась на пакет; когда раскрыла его, там оказались ее золотистые волосы.

Сара в изумлении уставилась на них. Ее волосы! Потом вспомнила, как в ярости их обрезала и швырнула ему на письменный стол. Значит, Маль собрал их и сохранил.

Она поймала себя на том, что плачет — не бурно рыдая, как обычно, а тихо, горестно.

Сложив волосы обратно в пакет, она пошла к себе в комнату. И там, лежа на кровати, продолжала тихо плакать.

— Маль, — приговаривала она, — почему так вышло? Ты не должен был покидать меня. Мы должны были умереть вместе. Для чего мне жизнь без тебя?

Герцогиня продолжала с боем идти по жизни, но прежний пыл ее почти иссяк. Жизнь без Маля была почти лишена смысла. И все же она оставалась прежней Са-рой — воинственной, яростной, задиристой, импульсивно рвущейся в битву. Ее прозвали «Старухой Мальборо». Да, она постарела; когда герцог умер, ей было шестьдесят два года.

Жизнь доставляла Саре какое-то удовлетворение. Она была очень богата — деньги всегда для нее много значили. Правда, у нее оставалось всего две дочери, зато было много внуков. Только ладить с ними она не могла. Ей непременно нужно было вмешиваться и в государственные дела, и в семейные.

Держаться в стороне от политики было не в характере Сары, и поскольку обычно искала врагов в высших сферах, считала первым своим врагом премьер-министра Роберта Уолпола, а вторым королеву Каролину, жену Георга Второго, сменившего на троне отца. Не оставляла без внимания и свое семейство. Мэри, пошедшая в нее больше, чем остальные дети, не забывала, что мать не позволила ей выйти за любимого человека. Правда, тогда она была почти ребенком, но память о том романтическом чувстве сохранилась. Всю свою неудачную супружескую жизнь она представляла, как мог бы сложиться брак с тем человеком, и злоба на мать у нее не проходила.

— Ты плохая жена, жестокая дочь и скверная мать! — однажды выкрикнула ей Сара. — Я выдала тебя за лучшего жениха в Англии, иначе бы ты жила со сквайром, не имеющим ничего, кроме двух тысяч в год.

Мэри не пожелала смолчать.

— Старая ведьма! Ты вмешивалась в наши жизни, когда мы не могли постоять за себя. Но теперь у тебя ничего не выйдет.

И ушла из дома матери, заявив, что больше не переступит его порога.

Сара ходила по дому, жалуясь всем, кто соглашался слушать, — а отказаться не смел никто, — что у нее самая неблагодарная дочь на свете.

— И герцог Монтегю, ее муженек, тоже прекрасный образчик человеческой породы! — выкрикивала она. — Ему пятьдесят два, а ведет себя, как пятнадцатилетний. Забавляется тем, что приглашает гостей в сад и обливает водой. А в загородном доме подбрасывает гостям в постель насекомых.

Никто не напоминал ей о прежней похвальбе, что она выдала Мэри за лучшего жениха в Англии — не смел; напомнить могли бы дочери — она пребывала в ссоре с ними; или муж — но его не было в живых.

Не стали лучше у Сары отношения и с Генриеттой, носившей после смерти отца титул герцогини Мальборо, так как было решено, что раз у герцога нет сыновей, титул должен перейти его старшей дочери.

Генриетта дала повод для громкого скандала. Она всегда любила театр, актеров и водила крепкую дружбу с драматургом Уильямом Конгривом. Приглашала его к себе домой, поскольку муж, лорд Годолфин, ни в чем ей не перечил. Генриетта поехала на отдых в Бат, Конгрив отправился с ней. Позже она родила девочку, и прошел слух, что это дочь Конгрива.

— Весьма лестный, — заметила Сара, — для той, что носит гордый титул герцогини Мальборо.

Но поделать ничего не могла, потому что, когда приехала к дочери, ей сказали, что той нет дома, хотя Сара была уверена в обратном.

Сына Генриетты Уильяма, ныне лорда Бленфорда, она хотела сделать своим любимчиком и преуспела было в этом. Он носил ласковое прозвище Уиллиго, Сара находила в нем сходство с его дедушкой. Но было оно только внешним. Уиллиго быстро заслужил прозвище «Лорд Шалопай», потому что любил веселую компанию и слишком пристрастился к выпивке. Мать недолюбливала его, хотя в младшей дочери души не чаяла. «В конгривской!» — говорила Сара и старалась пробудить в нем к себе ту привязанность, какую при других обстоятельствах он питал бы к матери. Но Уиллиго не мог принести ей большого утешения. Будучи на континенте, он познакомился с дочерью какого-то бургомистра и женился на ней до того, как Сара получила возможность воспрепятствовать этому браку.

Не желая терять внука, Сара познакомилась с бургомистерской дочкой и нашла ее очаровательной.

Однако через год Уиллиго умер с перепоя. Горе Сары, как обычно, нашло выход в неистовстве.

— Пусть сгорит в аду тот, кто научил его пить! — восклицала она.

Одиночество свое Сара ощущала все сильнее.

Быть старой и одинокой — печальная участь. С Сарой по-настоящему считался лишь один член большого семейства: не являлось ли то жалостью со стороны леди Ди? Эта мысль не давала Саре покоя. Она во всем считала себя правой, а несогласных с ней — ошибающимися. Сказала Ди, что станет звать ее Корделией, так как видела себя неким подобием Лира, сходящего с ума от жестокости и неблагодарности окружающих. Будучи не в силах удержаться от вмешательства в чужую жизнь, принялась устраивать браки внучек. Не без труда выдала Гарриет Годолфин за герцога Ньюкасла. Подыскала герцогов шестерым внучкам, однако для своей дорогой Ди избрала принца Уэльского. Проявив необычайную ловкость, Сара едва не привела дело к успешному завершению. Благоприятствовало тому многое. Фредерика недолюбливали, он ненавидел родителей, и Сара разделяла эту ненависть, так как находилась в жестокой ссоре с Уолполом, которого поддерживала королева. То был очень дерзновенный план. Леди Ди должна была стать принцессой, а королевская семья оказаться посрамленной. У Фредерика было много долгов, а Сара считалась богатейшей женщиной в Англии, так что заключению этого брака могло способствовать многое.