[В русском либретто: Раз старик не помеха, споём, споём, Лукан мой…

…споём, споём с тобой, Лукан, любовную песню во славу той красы, образ чей сам бог Любви в груди, в груди, в груди, в груди моей…

…создал]

Я выбрал путь по Кастелло, ведущий мимо церкви ди Сан Дзаккариа, и далее, через Марию Статную, к Дзаниполо, то есть путь дворцов, Бьянки и Поппеи. Сестиере этот однако ж столь обширен, что существует и множество других. Так, например, можно пойти по Рио ди Сан Лоренцо, Rio di San Lorenzo, и тогда вас будет приветствовать не восточный кафтан церкви ди Сан Дзаккариа, а воткнутая, как копьё в небо, колокольня церкви ди Сан Джорджо деи Гречи, chiesa di San Giorgio dei Greci, Святого Георгия Греков. Церковь эта, построенная в центре бывшего греческого квартала, одна из первых и самых важных православных церквей в католической Италии, возникших после разделения католицизма и православия. Она была построена поздно, только в 1530-е годы, причём на её постройку потребовалось специальное разрешение папы римского. Греков в Венеции всегда было много, но после окончательного падения Константинополя в 1453 году, спасаясь от турок, в Италию, причём в Венецию в первую очередь, хлынула волна греческих эмигрантов, принадлежавших к высшим слоям византийской аристократии. Эмиграцию из Византии кватроченто можно сравнить с эмиграцией из России после революции, и греческие аристократы часто вели жизнь столь же плачевную, как и русские. Не знаю, стал ли кто-то из константинопольских придворных гондольером (наверное, нет, в Венеции получить права гондольера было труднее, чем стать таксистом в Париже 20-х годов), потому что история сохранила память лишь о том, кто более-менее устроился. Греки были образованны, умны и деловиты. Ватикан очень на них рассчитывал, так как с помощью греческой диаспоры надеялся навязать остальным православным, русским в первую очередь, Флорентийскую унию, то есть объединение католицизма и православия, на которое Константинополь, незадолго до своего падения, пошёл от отчаяния в 30-е годы XV века. У Ватикана ничего не получилось, но беженцы из Византии имели и политическую ценность, не говоря о ценности интеллектуальной, – именно они обучили гуманистов греческому, который те до того решительно не знали, и вклад греков в дело, что обычно именуют Ренессансом, неоценим.

Рио деи Гречи

Пусть даже Сан Джорджо деи Гречи и появился на свет в результате махинаций Ватикана, но это никак не сказалось на духе места. Высокая колокольня церкви видна с Рива дельи Скьявони, она строга и чиста, и особое звучание ей придаёт то, что она воткнута в небо косо, как копьё святого Георгия на русских иконах. Опасный наклон колокольня приобрела из-за того, что город построен на трясине – в Венеции во все времена падения колоколен были столь же часты, как и пожары. Все колокольни, что кренились, рухнули, остальные венецианцы удержали и продолжают удерживать перпендикулярно к небу, а колокольня греков, оставшаяся в Венеции единственной косой, стоит венецианской Пизанской башней, и когда приближаешься к церкви, склонённый её силуэт как-то сразу настраивает на особый лад.

У церкви ди Сан Джорджо деи Гречи вид грустный и лёгкий: место эмигрантской ностальгии. Проход к церкви лежит со стороны канала, через специальную калиточку в арке, и территория вокруг неё – целый комплекс. Здесь находятся Греческий институт, представительство греческого посольства и Музей византийских икон, всё чисто, печально и светло, и унынья твоего ничто не мучит, не тревожит – сходное чувство господствует в православных церквах Парижа и Ниццы.

От Георгия Греческого два шага до Георгия Славянского, до Скуола ди Сан Джорджо дельи Скьявони, Scuola di San Giorgio degli Schiavoni, Святого Георгия Словенцев (а также Славян или Рабищ). Скуола столь замечательна, что, когда я в ней оказываюсь, меня просто распирает гордость за свой этнос. Я этнической принадлежности не стесняюсь, но считаю, что излишнее довольство ею может привести к расизму, так же как пылкий патриотизм неизбежно ведёт к национализму, поэтому обычно сдерживаюсь, но в Скуола ди Сан Джорджо дельи Скьявони всё так отменно, что я контроль над собой теряю. Славяне-словенцы, а точнее, далматы, потому что ко времени Карпаччо именно они были самыми многочисленными и активными shiavoni, славянами, в Венеции, не только заказали, но и единственные в мире сохранили цикл картин на дереве Карпаччо in situ, то есть в месте, для которого картины и предназначались, предоставив нам с вами уникальную возможность созерцать творения Карпаччо в атмосфере, максимально приближенной к начальному замыслу. Скуола имеет также и второе имя, Скуола Далмата ди Сан Джорджо и Трифоне, Scuola Dalmata di San Giorgio e Trifone, и главного героя картин Карпаччо, святого Георгия Победоносца, белокурого ладного парня не без изящества выряженного в хорошо скроенные, по фигуре, чёрные доспехи, и издалека – вылитого рыцаря, но с лицом приятной простоватости повзрослевшего героя «Бежина луга», я про себя Далматом и зову.

Сюжеты девяти картин (целых девять многофигурных композиций! ни у кого в мире, кроме Галлерие Аккадемие, нет такого Карпаччиева изобилия) разнообразны, в том числе есть и святой Августин, изображённый как интеллигентный церковник, работающий над проповедью в кабинете, studiolo. Студиоло Августина – один из самых элегантных в истории дизайна деловых интерьеров, но лучше всего, конечно, две истории святого Георгия: «Битва святого Георгия с драконом» и «Триумф святого Георгия». Кажется, что Гоцци, когда писал свою фьябу Il mostro turchino, «Синее чудовище», приходил их смотреть, чтобы вдохновиться, столь фантастическо-забавной кажется Ливия (согласно латинской версии жития святого история происходила в Сирте, на родине Муаммара Каддафи), выдуманная Карпаччо. Я специально сохраняю итальянское название пьесы, чтобы акцентировать внимание на turchino, «бирюзовом»: в книге о Ломбардии, в главе о Мантуе, я много говорил об особом отношении итальянцев к синему цвету, для определения которого они заимствуют инородное blue. Звучание «туркино» указывает на Восток, и в «Триумфе святого Георгия» Карпаччо изображает сцену в вымышленном восточном городе, довольно точно передавая современные ему восточные костюмы, которыми Венеция его времени изобиловала и которыми он явно восхищался, прямо как Делакруа и Матисс с их помешательством на марокканцах.

Цикл Карпаччо намного лучше, чем церковные творения Делакруа и росписи Chapelle du Rosaire, Капеллы Чёток, в Вансе Матисса. Сравнивая и выстраивая их в определённый ряд, я делаю это не только ради красного словца. Скуола ди Сан Джорджо дельи Скьявони – место не столь религиозное, сколь эстетское: Делакруа с Матиссом, работая в церквах, также думали в первую очередь об эстетах, и только потом о верующих. Цикл Карпаччо более соответствует месту, так как скуола не церковь, но место общественных собраний, хотя и осенённое религиозностью; у французов же церковь превращается в скуолу, то есть святилище становится местом встреч. Судьба Венеции во всём предсказала закат Европы, которая уж почти столетие как, со времени опубликования Шпенглером своего труда, всё никак закатиться не может. Карпаччо в Скуола Далмата ди Сан Джорджо уравнял эстетизм и релизиозность, что явилось исходной точкой той эволюции-деградации религиозности и религиозного искусства, на которую сегодня столь многие сетуют. В очередной раз убедившись в том, что во всём Венеция виновата, я в косом наклоне копья святого Георгия увидел сходство с опасным креном колокольни церкви ди Сан Джорджо деи Гречи и христианства вообще, и, последовав указанию древка, отправился к церкви ди Сан Франческо делла Винья, chiesa di San Francesco della Vigna, Святого Франциска Виноградника. Она находится на северо-востоке, на самом краю Венеции.