Босх почувствовал, как его голова поднимается, подталкиваемая упирающимся в подбородок дулом винтовки.

– Эй, ты еще тут? – повторил Рурк, а потом ткнул Босха стволом в правое плечо. Это вызвало волну сокрушительной боли, глаза заволокло красным неоновым огнем. Вспышка боли прожгла руку и пронзила тело от грудной клетки донизу. Босх простонал и принялся судорожно глотать ртом воздух, а потом медленно потянулся левой рукой к пистолету. Но этого движения оказалось недостаточно. Он не дотянулся, ухватив только пустоту. Детектив подавил приступ рвоты и почувствовал, как капли пота текут между влажных волос.

– А ты не слишком-то хорошо выглядишь, дружище, – заметил Рурк. – Я вот думаю, может, мне в конце концов и не придется с тобой это делать? Может, мой человек Дельгадо вполне справился с одного выстрела?

Боль вырвала Босха из небытия. Рурк продолжал нависать над ним, и Босх, подняв глаза, заметил, как что-то широкое и плоское свободно свисает с пояса комбинезона агента ФБР. Карманы. Он надел комбинезон наизнанку… Что-то знакомое, какое-то воспоминание мелькнуло в мозгу Босха… Он вспомнил, как Шарки сказал, что видел пустой пояс-карман для инструментов на человеке, который втаскивал тело в трубу возле резервуара. Этим человеком был Рурк. В ту ночь он тоже надел комбинезон наизнанку. Потому что на спине комбинезона были буквы «ФБР». Он не хотел подвергать себя риску быть замеченным в этом комбинезоне. Теперь это была уже бесполезная информация, но Босху почему-то было приятно, что он может уложить отсутствовавший кусок головоломки в нужное место.

– Чему ты улыбаешься, мертвец? – спросил Рурк.

– Пошел ты!

Рурк поднял ногу, чтобы пнуть Босха в плечо. Но Босх был к этому готов. Он схватил здоровой рукой каблук и толкнул вверх и в сторону. Рурк не удержался на скользком илистом полу и со всплеском опрокинулся на спину. Но не выронил пистолет, как надеялся Босх. Вот что главное. Вот и весь результат. Босх сделал слабую попытку отобрать оружие, но Рурк с легкостью отодрал его пальцы от ствола и с силой оттолкнул его к стене. Босх наклонился набок, и его стошнило в воду. Он почувствовал, как новая струя крови полилась из плеча и побежала вниз по руке. Все, конец игры. Больше ничего. Все было кончено.

Рурк поднялся из воды. Он подошел вплотную и упер ствол винтовки в лоб Босху.

– Ты знаешь, Медоуз рассказывал мне обо всей этой штуковине насчет черного эха. Обо всей этой муре. Что ж, Гарри, ты приехал. Вот оно, твое эхо.

– Почему его убили? – прошептал Босх. – Медоуза. Почему?

Рурк сделал шаг назад и прежде, чем ответить, обвел взглядом оба конца туннеля.

– Ты и сам знаешь почему. Он был кретин. Он создавал проблемы там, он напортил здесь. Вот поэтому он и умер. – Рурк, видимо, перебирал в голове воспоминания и с отвращением покачал головой. – Все было бы идеально, если бы не он. Он оставил себе браслет с дельфинами. Маленькие нефритовые дельфины, оправленные в золото.

Рурк уставился куда-то в сторону, в темноту туннеля. На его лице было задумчиво-печальное выражение.

– Этого оказалось достаточно, чтобы разрушить весь замысел, – проговорил он. – Понимаешь, для того, чтобы план привел к успеху, он должен основываться на неукоснительном соблюдении правил. В этом случае успех гарантирован. Медоуз – будь он проклят! – не стал их соблюдать.

Он покачал головой, все еще негодуя на покойника, и некоторое время не говорил ничего. Именно в этот момент Босху показалось, что он слышит где-то вдалеке звук шагов. Он не был уверен, действительно ли его слышит или только выдает желаемое за действительное. Он немного пошевелил в воде левой ногой. Недостаточно резко для того, чтобы побудить Рурка нажать на спуск, но достаточно для того, чтобы плеск воды мог заглушить звук этих шагов. Если они там были.

– Он утаил браслет, – повторил Босх. – И это все испортило?

– Этого оказалось достаточно! – злобно ответил Рурк. – Ни одна вещь, взятая из банковских сейфов, не должна была обнаружиться. Разве не понятно? В этом состояла вся красота плана. Ничего не должно было объявиться! Мы должны были избавиться от всего, кроме бриллиантов. А их мы договорились придержать, пока не покончим со вторым делом. Но этот идиот не мог подождать, пока второе дело будет сделано. Он прикарманивает эту дешевую побрякушку и тащит ее в ломбард, потому что ему понадобилось ширнуться! Я увидел браслет в отчетах по ломбардам. Да, после уэстлендского дела мы обратились к управлению полиции Лос-Анджелеса с просьбой отсылать нам копии ежемесячных списков вещей, сданных в ломбард, чтобы мы тоже могли их просматривать. Мы стали получать такие же перечни у себя в Бюро. Единственное, почему я узнал этот браслет, когда ваши парни его пропустили, – это потому, что я специально его искал. Те изучали ломбардные списки в поисках тысячи разных вещей. Меня интересовала только одна. Я знал, что кто-то ее утаил. В заявлениях клиентов того, первого, хранилища фигурировало множество предметов, которые якобы были украдены, но на самом деле не входили в число вещей, которые мы взяли. Они просто хотели смошенничать со страховкой. Но я знал, что браслет с дельфинами существовал на самом деле. Та старуха… которая все плакала. Вся эта сентиментальная мура, связанная с браслетом и с ее мужем… Я сам ее допрашивал. Я знал, что она не жульничает. Поэтому я понял: один из моих парней присвоил браслет.

«Пусть он еще говорит, не давай ему умолкнуть, – сказал себе Босх. – Ему болтать – тебе выживать. Тебе надо выбраться. Выбраться отсюда. Один болтает – другой выживает. Кто-то идет, а рука моя жжет». Он засмеялся над собственным горячечным бредом, и это вызвало у него новый приступ рвоты. Не обращая внимания, Рурк продолжал:

– Я с самого начала поставил на Медоуза. Если уж человек на игле… сам знаешь, чем все кончается. Так что, когда браслет объявился, Медоуз был первым, к кому я пошел.

Тут Рурк чуть подался назад, и Гарри опять поплескал ногами в воде. Сейчас вода казалась ему теплой, и виной тому была кровь, стекавшая по его боку, который, напротив, был холоден.

Рурк сказал:

– А знаешь, Босх, я и впрямь не знаю, целовать мне тебя или убить. Из-за тебя мы потеряли миллионы на этом деле, но, с другой стороны, теперь, когда трое моих людей мертвы, моя доля от первого предприятия, бесспорно, возросла. В конечном счете, вероятно, выходит так на так.

Босх не надеялся, что ему удастся еще долго продержаться. Он чувствовал изнеможение, беспомощность и смирение. Жизненная сила вытекла из него. Даже сейчас, когда он ухитрился поднять здоровую руку и приложить к своему разорванному плечу, он не почувствовал боли. Он не мог ее вернуть. Он отсутствующим взором созерцал воду, неторопливо завихряющуюся вокруг его ног. Она ощущалась одновременно такой теплой и такой холодной. Ему хотелось лечь и накрыться ею, как одеялом. Хотелось в ней уснуть. Но какой-то голос велел ему побороться еще немного. Ему вспомнился Кларк, зажимающий простреленное горло. Зажимающий кровь. Он посмотрел на фонарик в руке у Рурка и сделал еще одну попытку.