Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Что там ещё за хуйня? - крикнули неподалёку.
Если не ответить, следом полетит граната.
- Это ты, Датч? - спросил Лес. - Тут два япошки, похоже. Одного я подстрелил. Второй решил присоединиться к нам. Порезал меня слегонца, но Кастил вспорол ему брюхо.
Кто-то ещё в темноте тихо что-то спросил. Датч Вензел ответил достаточно громко, чтобы Лес его услышал.
- О, да, сэр. Это точно он. По-английски так ни один япошка говорить не умеет.
- Я вам ещё немного сульфатного порошка насыпал, сержант, - произнес Кастил.
- Хорошо. Здорово. Ты всё правильно сделал. Сколько там время?
- Половина одиннадцатого.
- Поспишь ещё полтора часа? Я пока на часах постою. Всё равно, не засну, пока рука не успокоится.
О бешеном ритме сердца, которое тоже требовало покоя, он упоминать не стал. Ночью нужно оставаться начеку, несмотря даже на близко прошедшую смерть.
- Ну, попробую, - ответил Кастил.
В этот раз, чтобы начать посапывать ему потребовалось минут десять. Лес завидовал его молодости и стойкости. "Это я должен быть тут самым умным, - думал он. - Так, почему же порезали именно меня?".
Японский офицер, лежавший на Джейн Армитидж, стиснул её грудь, застонал и кончил. Она так и пролежала всё время, пока он дергался на ней. Но ему было плевать, чтоб его. Он похлопал её по голове, словно она была собакой, верно выполнившей команду. Затем он оделся и вышел.
Джейн тупо лежала и ждала следующего. Она понимала, что нужно сходить в душ, но какой смысл? Когда каждый день через неё проходит столько япошек, душ - слабая защита от беременности или болезни.
Сколько уже длится эта "временная работа на станции утешения"? Сколько потребуется сил и выносливости, чтобы выдержать одного за другим мужиков, которым до тебя нет совершенно никакого дела, за исключением одной, или пары, дырок, в сочетании с ненавистью к самой себе и мыслями о том, что ты уже не выдержишь ещё один член, не то, что ещё один день? Джейн держалась. Она жила, желая увидеть, как подыхают япошки, сильнее, чем желая умереть сама. Но на смену первому набору приходили новенькие, а тех, кто остался, никуда не отпускали. Они умирали, умирали по собственной воле.
Когда дверь открылась, Джейн дёрнулась. Но это оказался не очередной озабоченный япошка, возжелавший несколько минут веселья перед тем как отправиться убивать американских солдат. Это была одна из китаянок, что при оккупантах управляли борделем. Она пошевелила пальцами, что означало, что на сегодня это был последний.
Джейн устало кивнула. Китаянка закрыла дверь и отправилась в следующую комнату. "Оккупанты". Это слов эхом отдалось в голове Джейн. В шекспировские времена, вспомнила она семинары по литературе в университете штата Огайо, оккупировать женщину означало трахнуть её. Джейн и не подозревала, что подобная связь слов так звонко отзовётся в ХХ веке.
Неподалёку грохотали японские орудия, сдерживавшие продвигавшихся с севера американцев. Ей захотелось, чтобы эти орудия взорвались вместе с япошками. Она не понимала тщетности своих желаний, пока не очутилась здесь.
Вскоре послышался свист американских снарядов. Контрбатарейный огонь - так это называется. Эти знания Джейн почерпнула ещё будучи женой артиллериста. Бывшей женой. Почти бывшей женой. Она помотала головой, не веря происходящему. Джейн считала, что Флетч не был тем любовником, которого она заслужила. Может, и не был. Но миллион лет рядом с Флетчем покажутся настоящим раем, по сравнению с тем, что она пережила за эти две недели.
В её комнату заглянула белая женщина. Беула жила, точнее, сидела взаперти в соседней комнате.
- Идём, - сказала он. - Надо поесть.
- Ладно.
Джейн заставила себя сползти с кровати и встать. В нескольких сотнях метров от превращённого в бордель здания прогремели взрывы.
- Надеюсь, пара снарядов ляжет прямо сюда и разнесёт тут всё к чертям собачьим.
Она понимала бессмысленность своих слов, но совладать с собой не могла. А что ещё ей оставалось?
Беула лишь пожала плечами. Это была широкоплечая, бесстрастная и, как подозревала Джейн, не слишком далёкая женщина. Вероятно, ей это помогало. Не думать о происходящем - вполне себе решение.
- Надо идти, - сказала она. - Что ещё делать-то?
"Повеситься". Однако вслух Джейн этого не сказала. Её воспитывали так, что, раз сказал, то, скорее всего, сделаешь сказанное. Она особо в это не верила, особенно, после занятий по психологии, но любой английский майор сказал бы, что у слов есть сила. Если нет, почему на них обращают внимание в первую очередь?
Женщины собирались в помещении, которое когда-то было кладовой. Теперь же, сюда добавили несколько стульев и столов, наверняка, вынесенных из чьих-то домов, и превратили комнату в столовую. Некоторые женщины не желали ни с кем общаться. Джейн была одной из них. Другие постоянно рассказывали о том, что сделали и о том, что япошки сделали с ними, словно, были работницами на заводе и обсуждали станки. Если они и разговаривали, то других тем, обычно, не находилось.
На ужин был рис и овощи - намного больше, чем Джейн получала до похищения. Вряд ли япошки станут её трахать, если она будет умирать с голода. Ей было плевать. Она не стала бы этим заниматься даже за всё золото Форт-Нокс*. Она не стала бы этим заниматься и за кусок мяса на косточке, обжаренное с луком и грибами.
Кто-то спросил:
- Если япошек выкинут из Вахиавы, что они будут делать?
Видимо, новая тема для разговоров, всё-таки, нашлась.
- Поскорее бы, Господи! - воскликнула другая женщина.
Сидевшая напротив Джейн перекрестилась. Любой, кто продолжал верить в бога, восхищал её. И пугал. Почему до них, до сих пор, не дошло, что на том конце провода никого нет?
- Может, отпустят нас, - сказала Беула.
- Только не япошки! - ответила на это Джейн. - Они ничего не делают для людей. Они делают с ними.
- Ну, и что они с нами сделают? -