Джо услышал, что говорит тот стрелок.

— Покайтесь. Покайтесь.

Томас захныкал. Не от боли, а от страха: Джо понимал разницу. Он спросил у Грасиэлы:

— Ты как, все в порядке?

— Да, — ответила она. — Дыхание перехватило. Давай.

Джо откатился от них, вытащил свой «тридцать второй» и присоединился к Энрико.

— Покайтесь.

Они стреляли под машину, по паре желто-коричневых сапог и брючин.

— Покайтесь.

С пятой попытки Джо с Энрико удалось одновременно попасть в цель. Энрико продырявил левый сапог стрелявшего, а Джо раздробил ему левую лодыжку.

Джо покосился на Энрико и успел увидеть, как тот, кашлянув, умирает. Миг — и его нет, пистолет в его руке еще дымится. Джо перемахнул через капот машины, отделявшей его от стрелка, и приземлился перед Ирвингом Фиггисом.

Тот был одет в желто-коричневый костюм, полинявшую белую рубашку и соломенную ковбойскую шляпу. С помощью своего пистолета, длинноствольного кольта, он поднялся на уцелевшую ногу. Он стоял на гравии в желто-коричневом костюме, раздробленная ступня болталась на огрызке лодыжки, а пистолет болтался в его руке.

Он посмотрел Джо в глаза:

— Покайся.

Джо направил ствол в центр тяжести груди Ирва.

— Я не понимаю, — заявил он.

— Покайся.

— Отлично, — произнес Джо. — Перед кем?

— Перед Богом.

— А кто сказал, что я не каюсь? — Джо подошел на шаг ближе. — Но вот перед тобой, Ирв, я каяться не стану.

— Тогда покайся перед Богом. — Ирв дышал слабо и прерывисто. — В моем присутствии.

— Нет, — произнес Джо. — Тогда все равно это будет для тебя, а не для Бога, верно?

По телу Ирва несколько раз пробежала крупная дрожь.

— Она была моя девочка.

Джо кивнул:

— Но я ее у тебя не отнимал, Ирв.

— Ее отняли твои.

Глаза Ирва распахнулись и уставились куда-то на пояс Джо.

Джо глянул вниз, но ничего такого не увидел.

— Твои, — повторил Ирв. — Это все твои.

— Кто это — мои? — Джо рискнул еще раз взглянуть себе на грудь, но по-прежнему ничего особенного не увидел.

— Те, у кого в сердце нет Бога.

— У меня есть Бог в сердце, — возразил Джо. — Это не твой Бог, только и всего. Почему она покончила с собой в твоей постели?

— Что? — Ирв уже плакал.

— В доме три спальни, — пояснил Джо. — Зачем ей было убивать себя именно в твоей?

— Ты мерзкий одинокий человек. Ты мерзкий одинокий…

Ирв посмотрел куда-то за плечо Джо и снова уставился на его пояс.

Джо не выдержал. Он хорошенько вгляделся и увидел на себе то, чего не было, когда он сходил с парохода. Не на поясе — на плаще. В плаще.

Дыра. Совершенно круглая дырка на правом отвороте, у правого бедра.

Ирв встретился с ним глазами, и в его взгляде пылал стыд.

— Мне так жаль, — произнес Ирв.

Джо все еще пытался уразуметь, что к чему, когда Ирв наконец увидел то, чего ждал, и в два прыжка на одной ноге выбрался на дорогу и кинулся наперерез грузовику с углем.

Машина ударила в Ирва, водитель ударил по тормозам, но грузовик лишь занесло на красном кирпиче, и Ирв свалился под колеса, и грузовик запрыгал, круша его кости и прокатываясь по его телу.

Джо отвернулся от дороги, слыша, как грузовик продолжает заносить. Он посмотрел на дырку в плаще и понял, что пуля прошла сзади, навылет, разминувшись с его бедром неизвестно на сколько дюймов. Видимо, плащ распахнулся, когда Джо метнулся прикрыть семью. Когда он…

Он посмотрел в сторону машины и увидел, что Грасиэла пытается встать, истекая кровью. Он перепрыгнул капот и упал перед ней на ладони и колени.

Она сказала:

— Джозеф?

Он услышал страх в ее голосе. Услышал в ее голосе знание. Он сорвал с себя плащ. Нашел рану, чуть выше паха, прижал скомканный плащ к ее животу. Он твердил:

— Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет.

Она больше не пыталась шевелиться. Наверное, и не могла.

Какая-то молодая женщина решилась высунуть голову из двери причального терминала, и Джо заорал:

— Вызовите врача! Врача!

Женщина исчезла внутри. Джо увидел, как Томас смотрит на него, с открытым ртом, не издавая ни звука.

— Я тебя люблю, — сказала Грасиэла. — Я всегда тебя любила.

— Нет же. — Джо прижался к ее лбу своим. Как можно сильнее прижал плащ к ее ране. — Нет, нет, нет. Ты — весь мой… мой… Нет.

— Ш-ш-ш, — произнесла она.

Он отвел от нее голову. Грасиэла уплывала, уплывала все дальше.

— Мир, — закончил он.

Он остался большим другом Айбора, хотя его мало кто узнавал. И никто теперь не помнил его таким, каким он был при ее жизни. Тогда он был вежливым и удивительно открытым по сравнению с другими людьми своей профессии. Теперь он остался просто вежливым.

Некоторые говорили, что он очень быстро постарел. Он ходил неуверенно, словно хромал, хотя обе ноги у него были в порядке.

Иногда он брал сына на рыбалку. Снуки и морские окуни лучше всего клевали на закате. Вместе они сидели на волноломе, там он учил сына привязывать леску. Он то и дело обнимал мальчика за пояс, что-то негромко говорил ему на ухо и показывал в сторону Кубы.

Тому Бернардо, Стерлингу Уотсону, Майклу Корите, Герри Лихэйну, Терезе Милевски, Майку Эйгену и Мэлу Элленбургу — за чтение первых вариантов романа и отклики; сотрудникам Музея Генри Б. Планта и гостиницы «Дон Висенте де Айбор» в Тампе; Доминику Аменте из «Риган коммьюникейшнз груп» — за сведения о бостонском отеле «Статлер».

Отдельное спасибо Скотту Дейчу — за экскурсию по Айбор-Сити, посвященную Городу сигарной мафии.