она всё-таки поцеловала меня перед уходом, по-настоящему, не в щёчку или в лоб, чему я бы вообще не удивился, а в губы. И мне сразу полегчало, стало не так обидно что ли, но всё-таки…

Всё-таки пребывал я в раздрае чувств, в голове гремучей смесью шипели восхищение проведённой ночью, и обида за несбывшуюся любовь, за обманутые надежды. Добавьте сюда ещё одну тайну, которую придётся хранить, покуда это будет возможно. Как будто мне мало своих секретов.

И главное — абсолютно непонятно, кому верить, а кому нет. Никому? Но разве так можно прожить всю жизнь, какой бы долгой или нет, она ни была.

Что же, а меня ведь, судя по всему, ждёт недолгая, но крайне увлекательная жизнь. Это если верить странникам, конечно. А уж со своей стороны я постараюсь обмануть судьбу, иначе, зачем всё это?

Отодвинув тяжёлую портьеру, Анна смотрела на удаляющуюся среди других прохожих фигуру Алексея и размышляла.

Почему она не убила его? Ведь было столько возможностей. И не важно, что пришлось бы думать, что делать с телом, и возможно признаться Смирнову, Который бы обязательно доложил бы об этом руководству Комитета, которым вообще-то может являться он сам. Она даже улыбнулась от такой мысли. А что, вполне возможно!

Она бы смогла всё всем объяснить и убедить их в правильности сделанного выбора. В конце концов, наплела бы, что Плетнёв стал нестабилен и попытался причинить ей вред. И ей бы поверили. Обязательно бы поверили.

Да что там, всё можно было бы сделать ещё в карантине и списать всё на неизвестный микроорганизм. И даже потом обнаружить его при вскрытии и предъявить как доказательство. Никто бы не подкопался. Смирнов бы, конечно, засомневался, но он всегда сомневается. Ну ещё пара-тройка человек из высших чинов, которые знают о ней несколько больше, чем любой другой человек в этом мире.

Так почему она не убила его? Почему не создала новую неопределённость назло этим странным странникам, происхождение которых не менее загадочно, чем её собственное? Что тогда произойдёт? Схлопнется известный ей мир в аннигиляционной вспышке, или река событий потекут по новому, доселе не известному для них руслу, перекатывая и тасуя абсолютно чужие судьбы подобно песчинкам на её дне?

Неужели и она не в силах что-либо изменить, ни на что повлиять? Эх, странники-странники!..

Впрочем, что касается Алекса, ещё есть время всё переиграть. И если другого выхода не будет, то…

Сердце неприятно кольнуло. Она совсем забыла о том, что у неё есть сердце, которое реагирует на протесты её совести.

Она задёрнула портьеру и вернулась к ноутбуку, рядом с которым стояла чашечка ароматного кофе из доставленного в номер завтрака. Чувство голода при всей её особенности никуда пропадать не хотело, и его требовалось удовлетворить. Так же как и другие потребности, улыбнулась она, вспоминая прошедшую ночь. А ночь была хороша! Причём во всех смыслах. Может, поэтому так и хочется есть? Да, скорее всего, поэтому.

Ну что, будем думать о хорошем? Да, будем думать о хорошем, о позитивном, и вообще — радоваться очередному ясному летнему дню.

Ладно. У неё сегодня ещё много дел, надо всё успеть.

Эпилог

Это была компания средней величины, освоившая относительно небольшую долю рынка, но теперь застрявшая в своей нише и у неё никак не получалось перейти на следующий уровень. Потеснить конкурентов никак не выходило, а совет директоров, больше занимался тем, что выписывал себе премии из полученной прибыли.

Да, пока выписывать их было из чего, но судя по предварительным прикидкам, проблемы с выручкой и прибылью начнутся уже в следующем году, и потом показатели деятельности резко пойдут на убыль. Если только, если только… если только что-нибудь не изменится.

Молодая женщина в строгом, но изящном деловом костюме, с запоминающейся яркой внешностью, и густой гривой тёмно-каштановых волос, звонко стуча острыми каблучками по полу, вошла в просторный кабинет и, обойдя большой письменный стол, села в очень дорогое кожаное кресло.

Провела ладонями по коже подлокотников. Откинулась. Вздохнула, протянула руку и постучала идеальным маникюром по поверхности стола.

На последнем стоял большой плоский монитор, который вызвал у неё неподдельное любопытство. За спиной располагалось огромное окно от потолка до пола из закалённого стекла. Ну да, не хотелось бы облокотиться, а оно бы под твоим весом рассыпалось на тысячи маленьких-маленьких осколков. Падать с такой высоты было бы очень неприятно. Сороковой этаж как ни как. Хотя, падать-то ещё, куда ни шло, а вот приземление получилось бы! Ну, не будем о грустном!

Кондиционер, бесшумно работая, делал воздух в помещении на удивление в меру прохладным и влажным. Тонкий фиалковый аромат растекался по комнате, делая пребывание в ней ещё более приятным, насколько это было возможно, конечно, в сложившихся обстоятельствах.

— Не бог весть что, конечно, — скептически, но всё-таки с изрядной долей удовлетворения произнесла она, — но надо же с чего-то начинать.

«Не бог, не бог… бог» — обдумывала она свои слова, словно пробуя их на вкус, смакуя на языке.

Протянув руку, она лёгким движением включила моноблок. Началась загрузка.

— Медленно. Как же всё-таки медленно! Всё медленно! — в голосе слышалось лёгкое наигранное недовольство. — Но забавно.

Пока компьютер загружался, она поднялась из кресла, подошла к панорамному окну, и посмотрела на город: яркое голубое небо, редкий пух белых облаков, жёлтый солнечный диск, висящий в зените. Внизу по своим делам спешат десятки тысяч горожан и приезжих, дороги в это время забиты транспортом почти под завязку, из-за чего нетерпеливые водители раздражённо жмут на клаксоны, как будто от этого что-то изменится. Где-то внизу верещит одинокая полицейская сирена, к ней присоединяется ещё одна. «Где-то кого-то грабят, или убивают» — равнодушно подумала она. За небоскрёбами пролетел вертолёт, шинкуя винтом воздух.

Она стояла так минуту, две, три, может, больше (время особого значения не имело), наблюдая за тем, как город проживает свою каждодневную суматошную жизнь.

— Будет только хуже, — наконец, произнесла, как бы обращаясь к городу. — Будет только хуже.

Она сфокусировала взгляд на своём еле заметном отражении в окне. На ожерелье из кроваво-красных камней,