– Владимир предлагает мир!

Все еще боясь поверить незнакомке, Ярополк вгляделся в ее счастливое лицо. Нет, баба несомненно не лгала – брат хотел простить его! И она была счастлива, что порученное ей дело так удачно завершилось. Сердце Ярополка задергалось, и, сдавливая пальцами ноющую грудь, он устало махнул рукой стоящим у ворот воям:

– Отпирайте!

Скрипя и подрагивая, тяжелые створы разомкнулись. Где-то вдалеке, увидя раскрывающиеся ворота Родни и уже ведая о мире, восторженно закричали Владимировы воины. Им в ответ со стены загалдели защитники Родни.

Полева осторожно ввела кобылку в ворота. Первое, что бросилось ей в глаза, – это дикий, оголодавший вид Ярополковых дружинников. На мгновение ей даже стало страшно, но затем, вспомнив о радостной вести, она протянула грамоту к обступившим ее высоким мужикам и, отыскивая глазами князя, твердо сказала:

– Владимир желает мира!

Один из стоящих рядом с Блудом вырвал грамоту из ее рук и подал ее князю. Полева ведала, что Новгородец предлагал брату, и считала это предложение очень выгодным для осажденных, но все же со страхом вглядывалась в лицо читающего князя. Он был совсем иным, чем она представляла. Всклокоченные волосы, безумные глаза и тяжелая, будто вырезанная, складка у рта выдавали в нем безумца. Однако, прочтя грамоту, он смял ее и, развернувшись к Блуду, вполне разумно простонал:

– Век живи, воевода! Жизнью я тебе обязан, и не только своей! И как же ты не убоялся невесту во вражий стан послать да мира у моего братца выпросить? Хотя этакой красотке мало кто откажет… Отныне я твой должник до самой смерти…

Выкатившись из безумно горящих глаз, бледные, будто ненастоящие, слезинки скользнули в бороду Ярополка. Прижав едва дышащего воеводу к груди, князь быстро отошел и вновь принялся за чтение.

Потупясь и тиская в руках шапку, к Блуду подошел Горыня:

– Прости… Напрасно я тебя подозревал. Это нарочитый меня запутал. Он и сам запутался – слышал звон, да не ведал, где он, вот и наклепал ненароком. Теперь-то мне понятно, что за разговор он на Нестре слышал. Когда ты бабу уговаривал к Владимиру бежать… Прости меня, коли сможешь, а я век себе не прощу, что ему поверил!

Еще не отошедший от потрясения Блуд крепко стиснул его протянутую ладонь:

– Кто старое помянет, тот стариком и станет…

За Сторожевым к воеводе толпой хлынули остальные – кто, подражая князю, с объятиями, кто с поцелуями, а кто – просто с добрыми словами. Одурев от пожатий и благодарностей, Блуд пробился к мерянке, склонился к ее уху:

– Поговорить надо…

– Не о чем нам больше говорить, – так же украдкой ответила Полева. Она и впрямь не хотела болтать с Блудом и не гнала его лишь потому, что затопившая ее радость была сильнее отвращения к рыжему воеводе. А ведь это Выродок посоветовал Владимиру послать ее в Родню, это ему она обязана столь яркими и счастливыми мгновениями!

Платок на голове мерянки сбился, обрезанный в рукавах зипун приоткрыл высокую, обтянутую нарядным летником грудь. Чувствуя дикое желание прикоснуться к ней и спеша рассказать о брате Выродка, Блуд сглотнул тягучую слюну:

– Там… В порубе…

Подошедший Ярополк расслышал, отодвинул его от бабы:

– Погоди, Блуд! И предатели пускай подождут. Вот примирюсь с братом – вместе и порешим, что с ними сделать. А нынче собирайся. – Он благодарно покосился на зардевшуюся мерянку, улыбнулся: – И невесту не забудь. Хочу немедля выйти, чтоб к вечерней заре брата увидеть. Хочу, чтоб еще сегодня старые обиды быльем поросли.

– Верно, князюшка. – Метнув на Блуда хитрый взгляд, Полева в пояс поклонилась Ярополку и, доверчиво вложив в его широкую ладонь тонкие пальцы, пошла меж расступающимися пред ней людьми.

Она больше не желала видеть Блуда, но назвался груздем – полезай в кузов, и весь путь до Киева ей пришлось ехать рядом с воеводой. Из уважения и признательности Ярополк велел вернуть мерянке ту лошадку, на которой она приехала, а завистливо поглядывающих на налитые жирком лошадиные бока оголодавших воев удерживал словами:

– Наша Доля должна всегда быть на коне!

С ним согласились. Особенно те, кого он взял с собой в Киев, – самые верные и преданные.

Они достигли Киева лишь к вечеру. В угасающем сиянии Хорса распахнутые ворота городища призывно глазели на побежденного князя. Глянув в их темный зев, Ярополк остановился. Еще немного – и все завершится. Брат примет его… Где-то в глубине его существа шевельнулось неясное опасение. Прислушиваясь, Ярополк склонил голову. Что ж, если грамота всего лишь хитрая ловушка – то его смерть вечно будет преследовать Владимира так же, как его самого уже много лет мучила смерть Олега…

Чуя близость дома, лошадь мерянки затанцевала.

– Стой ты, пакость! – прикрикнула на нее баба и ласково улыбнулась оглянувшемуся на нее Ярополку. Ее искренняя улыбка разрешила все сомнения. Скрыв глубоко внутри подозрительность и страх, бывший киевский князь сделал первый шаг с холма…

Поднимая клубы пыли, из ворот городища вынеслись два всадника и помчались прямо к приближающемуся Ярополку. Сдерживая желание побежать, Ярополк заставил себя шагнуть еще раз. Пусть смерть, но он уже устал убегать… Не доехав до Ярополка всего пару шагов, всадники остановились и, спешившись, почтительно протянули ему уздечки жеребцов:

– Прими дар брата, светлый князь! Негоже тебе пешком, будто простому лапотнику, входить на братов двор!

Шедший рядом с Ярополком Блуд только хмыкнул на их любезные слова, а с души князя будто камень свалился. Если, ведая о бедственном состоянии братовой дружины, Владимир посылал ему в дар этаких жеребцов, то о подлом умысле не могло быть и речи. Холеных, с подстриженными гривами и хвостами, с роскошными попонами на крутых боках и крашенными золотом копытами коней обреченному не посылают.

Обернувшись к воеводе, Ярополк указал ему на лошадей:

– Бери, какой глянется. Я твой должник.

Не отвечая, Блуд прыгнул в седло. Он нарочно выбрал коня помельче, оставив князю белого, с чуть приметной звездой на лбу жеребца. Теперь воеводе предстояло кланяться двоим князьям, и следовало блюсти осторожность. Хотя Блуд сомневался в искренности намерений Владимира. Но коли сам Новгородец мог пожалеть брата, то уж Добрыня-то должен был понимать – двум князьям на Руси не ужиться…

Дождавшись, когда услужливые уные подсадят его, Ярополк влез в седло. Привычно ощущая под коленями горячие лошадиные бока, он громко прицыкнул на коня. Тот пряднул ушами и широким размашистым галопом двинулся к городищу. Ярополк не хотел сдерживать его: чем быстрее удастся примириться с братом, тем лучше. Блуд не отставал от князя, и Полева скакала рядом, а вот остальная дружина осталась далеко позади.

Владимир увидел их еще издали. Новгородец и впрямь не желал брату худого. Силясь убедить самого себя в покорности Ярополка, он так много твердил о дружбе и прощении, что даже нелюдимый Выродок согласился с ним, пусть хоть наполовину. Выродок и не скрывал своих сомнений. Ему не нравилась мысль о примирении, но посеянные Полевой сомнения грызли душу болотника. Он уже не знал – может, и впрямь этот новый Бог умеет прощать врагов и не желает их крови? Может, это его доброта позволила братьям найти согласие меж собой? То отгоняя эти мысли прочь, то, наоборот, веря в них, болотник метался в сомнениях. А Добрыня не сомневался ни единого мгновения. Владимир был молод и глуп, болотный колдун преследовал какие-то свои цели, и только он, Добрыня, мог изгнать с Руси девиц-плакальщиц, верных подруг битв и раздоров – Желю и Карну. Найти средь молчаливых и жадных до денег урман охотников заработать Добрыне не составило труда. Еще задолго до отправления Полевы в Родню он объяснил нанятым ратникам, что от них требуется, и теперь, завидя издали скачущих к городищу всадников, отыскал в толпе встречающих их внимательные лица и кивнул обоим. Помогая себе локтями, урмане принялись протискиваться к княжьему терему.