— Именно так все и объясняют.

— Крейтон! Ну и сволочь. Не упустил случая.

* * *

В гостиницу «Холидей-инн» Сэм вошел со своей сумкой, а Джулия осталась за рулем «Мустанга». Он зарегистрировался по липовому удостоверению и заплатил наличными. Войдя в номер, он оставил открытой боковую дверь. Джулия заметила это, припарковалась и скользнула внутрь. Комната была чистой и удобной — приглушенные цвета и большая ванная комната. Сэм сразу же задернул занавески, а она заперла дверь на два замка.

— Наконец-то, — вздохнула Джулия и упала на кровать, стоявшую у окна. Она попыталась подавить ощущение, что опасность прячется где-то рядом. Больше всего сейчас ей хотелось провести несколько часов за своим «Стейнвеем».

В комнате стояли две средних размеров кровати, но Сэм не мог оторвать взгляд от той, где лежала Джулия. Пестрое покрывало красиво оттеняло ее волосы. Серебристого цвета и убранные назад, они только подчеркивали красоту ее лица — фарфоровая кожа, тонкие черты, яркие голубые глаза. Полные губы были слегка расслаблены, обнажая ряд небольших белых зубов. Веки опускались, словно приглашая сон.

Сэм отвернулся. Он подумал о предательстве Пинка и о том, что оно едва не стоило Джулии жизни. Грудь сдавило.

— Я заказал еду в номер. Нет нужды идти в ресторан и засвечиваться там.

* * *

Пока они ожидали ужина, Джулия сидела за столом и звонила во францисканские церкви от Нью-Йорка до Буффало, но в каждой получала один и тот же ответ: никакого отца Майкла с немецким акцентом и фургоном «Фольксваген» у них нет.

— А вы уверены, что он был францисканцем?

Сэм устроился на кровати, которая находилась ближе к двери, и наблюдал за Джулией, сидевшей с телефонной трубкой в руке. У нее была какая-то плавная, скорее даже нежная грация. Но под ней скрывалась физическая выносливость и решимость отстаивать собственное мнение. Такое сочетание его очень привлекало.

— Я видела, как священник выезжал из Роллинг-Хиллса.

Она повернулась, чтобы посмотреть на Сэма, вытянувшегося на кровати. Руки он сложил под головой, ноги положил одну на другую. На нем все еще была кожаная куртка. Его длинное тело представляло собой образец того, как надо отдыхать. Но никакого спокойствия в нем на самом деле не было. Он просто излучал какую-то хищную настороженность.

— На нем было традиционное облачение, — сказала Джулия.

— Длинная коричневая ряса с капюшоном, подпоясанная веревкой?

— Она является одним из символов их ордена. Они подражают святому Франциску, так как верят, что он показал людям пример совершенного следования Христу. Они дают обеты бедности, целомудрия и покорности, посвящая себя молитве и служению. Облачение и символизирует все это. Оно делается из простой и грубой ткани, наподобие власяницы Исайи, при этом оно кроится и шьется в форме креста.

Он кивнул:

— Вы много знаете об этом.

Она улыбнулась:

— Все мои родственники — католики. Вот кое-что и узнала, то там, то здесь.

— Но вы не католичка.

Она покачала головой:

— Если есть Бог... — Она задумалась. — Это прозвучит глупо, но я верю в это... Если Бог существует, то цвета — это его смех, а музыка — его небесное дыхание. Или ее небесное дыхание. У меня есть духовная жизнь, которая важна для меня, поэтому я никогда не стремилась присоединиться к какой-либо церкви. Наверное, музыка — это мой посредник для любой силы, которая там есть. А как насчет вас?

— Я не любитель присоединяться.

У нее открылся рот.

— Вы? Мистер ЦРУ? — Она засмеялась. — Какая ложь!

Он нахмурился:

— Я не верю ни в какие обязательства, кроме преданности Компании.

Как только эти слова сорвались с языка, он уже пожалел о них.

— В самом деле? — Она опять засмеялась. — Что ж, тогда нас двое. Я тоже не верю.

Он удивленно воззрился на нее.

— Что тут шокирующего, Сэм? Мне еще предстоит встретить мужчину, с которым захочется провести жизнь. Мужчины приносят столько огорчений. Они строят фантазии относительно каждой женщины, проходящей мимо. Мужчинами правят гормоны. Вот почему их поведение настолько иррационально.

Сэм был поражен.

— Вы что, хотите сказать, что я — управляемый гормонами идиот?

Джулия игриво улыбнулась:

— Я просто дразню. В конце концов, у человека с таким количеством подружек, как вы...

— Подружек? — Его глаза сузились. — Что навело вас на эту мысль?

— Во-первых, плед в «Дуранго» — «Шанель № 5». Затем, пока вы брали напрокат машину, я залезла в бардачок, чтобы взять другой пистолет, поскольку Рейли отобрал мой. И что же я там нахожу? Бюстгальтер и трусики какой-то женщины. От фирмы «Викториас сикрет». Запах других духов. Кроме того, там была бумажка с парой женских имен и телефонных номеров. Я убедилась, сэр, что вы повеса.

Брови Сэма резко подпрыгнули.

— А вы — любопытная Варвара.

Она посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Но ее слова застряли в горле, потому что вслед за этим между ними пробежала какая-то искорка и возникло щемящее чувство. Сейчас было не самое безопасное время для разговоров. Для размышлений. Для чувств.

Раздался стук в дверь, и чары рассеялись. Сэм услышал собственное учащенное дыхание и на мгновение почувствовал слабость. Но тут же вскочил, вынул браунинг из кобуры и шагнул к двери.

Это был официант с их ужином.

Они сидели за столом у окна. Еда была, конечно, не для гурманов, но хорошая — домашние гамбургеры, приготовленная и поданная на доске картошка, зеленый салат и пиво. Вызывающий аппетит аромат наполнил комнату. Дразнящий запах гамбургеров преследовал Сэма с самой заправки «Шелл» в Армонке. При обычном укладе жизни желудок был одним из его высших приоритетов.

Для Джулии это был праздник ощущений. Еще никогда пища не казалась настолько вкусной. Цвета были живыми — ярко-зеленый салат, коричневый гамбургер на бежевой булочке, хрустящая золотистая картошка, слоисто-белая внутри. Ей нравилась естественность и приятность процесса утоления голода. На мгновение ощущение близкой опасности, которая преследовала их, отодвинулось на задний план.

Она улыбнулась ему:

— Скажите что-нибудь по-русски.

Он поднял голову:

— С удовольствием, Джулия.

Затем повторил то же по-английски.

Он продолжал говорить по-русски, и она наблюдала, как с его губ слетают странные, ритмичные слова. Они сходили с его языка с такой же легкостью, как и английские. Его красивое лицо сияло.

— Что это значит? — поинтересовалась она.

— Это отрывок из Николая Гоголя, великого русского писателя девятнадцатого века.