Одновременно с этим развернулся кавалерийский бой. Более сильная галльская и иберская конница опрокинула римских всадников на правом крыле, после чего часть галлов и иберов была послана на поддержку нумидян, а часть стала заходить в тыл римской пехоте. Получив поддержку, нумидийская конница сломила римских союзников, обратив их в беспорядочное бегство.

Теперь окружение римской пехоты было завершено. Сжатая с флангов ливиянами, поражаемая с тыла конницей, она уже не в силах была прорвать фронт галлов и иберов и очутилась в ужасном мешке, подготовленном для нее Ганнибалом. Римляне, сбитые в кучу на тесном пространстве и лишенные свободы маневрирования, служили готовой мишенью для врага: ни один дротик, ни один камень из пращи не попадали мимо цели.

Из 80 тыс. римлян на поле боя полегло около 70 тыс., остальные попали в плен или разбежались. Среди беглецов был и Теренций Варрон. Эмилий Павел погиб в бою. Потери Ганнибала были невелики: меньше 6 тыс., из которых около 4 тыс. — галлы.

Ливий рассказывает (XXII, 51), что сразу же после битвы начальник карфагенской конницы Магарбал предложил Ганнибалу немедленно идти на Рим, послав вперед конницу. «На пятый день, — сказал он, — ты будешь пировать на Капитолии». Но Ганнибал не послушался этого совета. Он понимал, что даже теперь силы римлян еще не сломлены и что его поход на Рим будет пустой демонстрацией, способной только ослабить морально-политический эффект победы.

Битва при Каннах уже в древности считалась непревзойденным образцом военного искусства. Название Канны впоследствии стало применяться ко всякому крупному бою, приведшему к окружению и полному разгрому войск противника. В то же время это была последняя крупная победа Ганнибала. Она была пиком его воинской карьеры, одновременно обогатив грядущих военных теоретиков символом тактического совершенства.

Никогда — ни до, ни после — не выживало государство, одно за другим потерпевшее столь сокрушительные поражения, как на Треббии, у Транзименского озера и при Каннах. Когда известия о Каннах достигли Рима, там, конечно, нашлось немного слабых сердец, но как народ римляне видели перед собой только одну цель — настойчиво добиваться победы.

После Канн

Более чем когда-нибудь ставка Ганнибала была теперь на отпадение союзников. Ради этого он с главными силами сразу же после Канн прошел через Самний в Кампанию, а Магона послал в Луканию и Бруттий. Казалось, что его надежды близки к осуществлению и что италийская федерация стоит накануне крушения. На сторону карфагенян перешло много городов Апулии, за ними последовали горные племена Центрального Самния. Лукания и Бруттий почти целиком отпали от Рима, за исключением греческих городов. Наконец, осенью 216 г. Ганнибалу открыла ворота Капуя, богатейший город Италии, первый после Рима по своему значению.

Отпадение Капуи было делом рук демократической партии, для которой разрыв с Римом означал усиление ее влияния (капуанская аристократия была тесно связана с римским нобилитетом). Ганнибал предоставил Капуе очень выгодные условия союза: кампанских граждан нельзя принуждать нести военную или гражданскую службу у карфагенян; Капуя пользуется полной автономией; Ганнибал передает кампанцам 300 римских пленных для обмена на кампанских всадников, которые несли службу у римлян в Сицилии. Примеру Капуи последовал ряд более мелких городов Кампании. Однако Нола, Неаполь и другие приморские города твердо стояли на стороне Рима.

Таким образом, политические успехи Ганнибала в Италии были велики. Но они ограничивались только югом: Центральная Италия, главный оплот римского могущества, продолжала сохранять верность Риму. Это был чрезвычайно важный факт, последствия которого были неисчислимы.

Римский народ после Канн проявил высокое мужество и организованность. В Риме почти не осталось семьи, которая не оплакивала бы кого-нибудь из близких. В первый момент население было охвачено паникой: женщины с рыданиями толпились на форуме и у городских ворот, жадно ловя каждый слух, приходивший с поля битвы. Поэтому сенат прежде всего принял меры для прекращения паники: матронам было запрещено появляться в общественных местах и публично оплакивать погибших; у ворот поставили стражу, которая никому не позволяла выходить из города. Тем временем от Теренция пришло донесение с подробным изложением событий, так что сенат мог составить себе ясное представление о размерах катастрофы.

Нужно было принимать экстренные военные меры. Избрали диктатора[171]. Объявили набор в войска молодых людей, начиная с 17-летнего возраста. У союзников и латинов мобилизовали всех лиц, способных носить оружие. Недостаток людей заставил прибегнуть к необычайной мере: за счет государства выкупили у частных собственников молодых рабов, освободили должников и преступников и сформировали из тех и других 2 легиона. Нехватка оружия вынудила использовать старые трофеи, хранившиеся в храмах и портиках.

Вместе с тем необходимо было успокоить общественное мнение и дать выход религиозному чувству. Когда Теренций вернулся в Рим, сенаторы с огромной толпой народа встретили его у ворот и выразили благодарность за то, что консул не растерялся и собрал остатки разбитых при Каннах войск[172]. Этим сенат, быть может, хотел подчеркнуть, что всякие партийные распри должны умолкнуть перед лицом врага. Действительно, долгое время после этого мы ничего не слышим о партийной борьбе в Риме.

В Дельфы послали Кв. Фабия Пиктора вопросить оракула Аполлона, «какими молитвами и жертвами римляне могут умилостивить богов и какой будет конец таких великих несчастий»[173]. Чтобы удовлетворить суеверие толпы, прибегли к старому варварскому обряду: на скотном рынке закопали живыми в землю галла, галльскую женщину, грека и гречанку.

Для характеристики римских настроений этого периода отметим еще один любопытный факт. Ганнибал, нуждаясь в деньгах, предложил римским пленным отпустить их на свободу за выкуп (италийских союзников он, как и раньше, освободил без выкупа). Пленные избрали делегацию для отправки в сенат. Ганнибал отпустил делегатов, обязав их честным словом вернуться назад. С ними он направил своего уполномоченного на тот случай, если в Риме обнаружится склонность к мирным переговорам. Когда в сенате узнали о приближении делегации, диктатор выслал навстречу ей ликтора объявить карфагенскому послу, чтобы тот немедленно покинул римские пределы. Делегацию от пленных допустили в Рим. При обсуждении вопроса в сенате взяла верх непримиримая точка зрения. Ее сторонники указывали на то, что римская казна истощена, но и Ганнибал нуждается в средствах и что нельзя согласием на выкуп пленных поощрять недостаток мужества и готовности умереть на поле боя. Таким образом, вопрос о выкупе был решен отрицательно.

Главным полевым командиром стал Марк Клодий Марцелл, с двумя легионами немедленно выступивший на юг, чтобы поддержать уверенность союзников Рима в окончательной победе.