— А ты всегда жила со своей… госпожой?

— Нет. Меня привезли сюда, когда разгромили ясли клонов. Ремонт почти закончен. Я скоро вернусь туда.

— Но… ненадолго.

— Да.

Соблазны, которые испытывает барон… интересные. В конце концов ведь у нее скоро отнимут мозги, так что обвинять она не сможет. Васа Луиджи может делать что угодно — главное сохранить ей девственность. И как это воздействует на ее верность предназначению? Явно воздействует — иначе бы она сюда не пришла.

Лилли взглянула на закрытую дверь, и на ее лице отразилось внезапное подозрение. Вырвав у него руку, она вбежала в опустевшую спальню.

— Ой, нет!

— Ш-ш, ш-ш! — Майлз выбежал следом, схватил ее за руку и прыгнул на кровать, чтобы снова оказаться лицом к лицу с ней. — Не кричи! — прошипел он. — Если ты выбежишь и предупредишь охранников, у тебя будут большие неприятности, а если просто подождешь, пока она вернется, никто вообще ничего не узнает. — Ему было ужасно противно, но выхода не оставалось. — Молчи, и никто ничего не узнает.

Он понятия не имел, вернется ли Вербена вообще. Может, сейчас ей уже просто хочется больше никогда его не видеть. Ни в одном из своих планов он не рассчитывал на такую удачу.

Лилли-младшая с легкостью могла бы с ним справиться, хотя, может, и не сознавала этого. Один хороший удар в грудь — и он рухнет. Ей не надо даже особо напрягаться.

— Сядь, — сказал Майлз. — Вот тут, рядом со мной. Не бойся. Честно говоря, не понимаю, как ты вообще можешь бояться, если приняла свое предназначение даже глазом не моргнув. Ты очень смелая девочка. Женщина. Садись. — Он потянул ее вниз. Она ужасно неуверенно посмотрела на дверь, но позволила себя усадить. Мускулы у нее были, как пружины. — Расскажи мне… расскажи мне о себе. Знаешь, ты ведь очень интересная личность!

— Я?!

— Я сейчас почти ничего о себе не помню — вот почему и спрашиваю. Для меня это ужасно, что я не могу вспомнить. Это меня просто убивает. Какое у тебя самое первое воспоминание?

— Ну… наверное… Дом, где я жила до яслей. Там обо мне заботилась женщина. У меня… смешно… но я помню, у нее были какие-то лиловые цветы, с меня ростом — они росли в маленьком таком садике, всего в квадратный метр, и пахли виноградом.

— Да? Расскажи мне еще про эти цветы…

Он опасался, что разговор предстоит длинный. А что потом? То, что Вербену до сих пор не вернули, — хороший признак. А то, что она, возможно, и не вернется, — проблема Лилли-младшей.

«И что с ней такого сделают барон с баронессой? — насмешливо-яростно спросил он себя. — Убьют?»

Они говорили о ее жизни в яслях. Майлз вытащил из нее пересказ налета дендарийцев — с ее точки зрения. Как ей удалось снова вернуться к барону. Умненькая девочка, умненькая. Какая досада для Марка! Паузы становились все длиннее. Скоро ему придется рассказывать о себе, просто чтобы разговор не заглох, а это очень, очень опасно. Лилли уже, кажется, не о чем говорить, что-то она слишком часто посматривает на дверь.

— Вербена не вернется, — сказала наконец Лилли-младшая. — Так ведь?

— Наверное, нет, — честно ответил он. — Наверное, она убежала совсем.

— Откуда ты знаешь?

— Если бы ее поймали, то уже пришли бы за тобой. Они считают, что Вербена по-прежнему здесь. Это ты исчезла.

— Ты не думаешь, что ее приняли за меня? — испуганно ахнула Лилли. — И взяли, чтобы воссоединить с моей госпожой?

Майлз не мог понять, испугалась ли она за Вербену, или из-за того, что Вербена займет ее место. Какой гадкий, отвратительный новый страх!

— А когда… — начал было он, но тут же поспешил успокоить ее. И себя. — Нет. Конечно, если смотреть невнимательно или издали, вы очень похожи, но тут взглянули бы иначе. Она намного старше тебя. Это просто невозможно.

— И что же мне делать? — Лилли попыталась встать, но Майлз поймал ее за руку и удержал на месте.

— Ничего, — посоветовал он. — Все в порядке. Скажешь им… скажешь, что это я заставил тебя остаться.

Она покосилась на щуплую низенькую фигурку.

— Как?

— Обманом. Угрозами. Психологическим давлением, — правдиво ответил он. — Все можешь валить на меня.

Она явно сомневалась.

Сколько ей лет? Последние два часа он вытягивал из нее историю всей ее жизни — история получилась очень короткая. В Лилли странно сочетались сообразительность и наивность. Главным приключением в ее жизни был налет дендарийских наемников.

Вербена. Ей удалось выбраться. И что теперь? Вернется ли она за ним? Как? Это ведь Архипелаг Джексона. Тут никому доверять нельзя. Здесь люди — просто материал. Как вот эта девочка. Ему вдруг представилось кошмарное видение: пустой череп, померкший взгляд.

— Извини, — прошептал он. — Ты такая красивая… внутренне. Ты заслуживаешь того, чтобы жить. А не быть сожранной этой старухой.

— Моя госпожа — великая женщина, — преданно заявила Лилли. — Она заслуживает того, чтобы пожить больше.

Что за странной этикой руководствуется Лотос, если ей понадобилось превращать эту девочку в якобы добровольную жертву? Кого Лотос хочет обмануть? Похоже, только себя.

— И потом, — сказала Лилли-младшая, — тебе ведь понравилась та толстая блондинка. Ты так вокруг нее и вился.

— Кто?!

— А, да. Это, наверное, был твой клон.

— Мой брат, — автоматически поправил Майлз. А это что еще за история, Марк?

Лилли начала успокаиваться, смирившись со своим странным пленом. И скучать. Внимательно посмотрев на Майлза, она спросила:

— Хочешь еще поцеловать меня?

Все дело в его росте. Он будит в женщинах зверя. Не ощущая угрозы, они смелеют. Обычно он считал, что это просто прекрасно, но девочка его смущала. Она ему… неровня. Но надо убить время, задерживать ее здесь, развлекать как можно дольше…

— Ну… Ладно.

Минут через двадцать благопристойных и чинных ласк она чуть отстранилась и заметила:

— А барон делает это совсем по-другому.

— Что ты делаешь для Васа Луиджи?

Лилли распустила ему завязку на брюках и начала показывать. Уже через минуту он выдавил:

— Прекрати!

— Тебе не понравилось? А барону нравится.

— Не сомневаюсь. — Жутко возбужденный, Майлз поспешно ретировался на стул. — Это… э-э… очень мило, Лилли, но для нас с тобой слишком серьезно.

— Я не понимаю.

— Вот в том-то и дело. — Она же просто маленькая девочка. — Когда подрастешь… ты почувствуешь свои границы. И сможешь, если захочешь, позволить кому-то их нарушить. А сейчас ты едва понимаешь, где кончаешься ты и начинается мир. Желание должно рождаться внутри, а не навязываться извне.