Громом пушек, весьма редким в сей мирной столице, привлеченные на берег толпы народа, ясность дня, поверхность тихой воды, освещаемой восходящим из-за гор солнцем, и дымные облака, вздымающиеся над фрегатом, составляли приятное зрелище.

Мы направили путь в Шторм-бей, большой залив между мысом Pillard в широте 43°12' и мысом Friderick Henry, на котором камень, подобный столбу, а вблизи островок и другой камень. По западной стороне Шторм-бея безопасный проход в канал Дантрекасто, коим мы шли при тихом северном ветре, неприметно удаляясь от гостеприимных жителей Гобарта. В 10 часов вечера вышли из Шторм-бея и направили путь NO, располагая пройти по северную сторону Новой Зеландии.

На другой день по выходе из Вандименовой Земли задул свежий SW ветер, который вскоре обратился в крепкий шторм; чрезвычайное волнение при худом состоянии кормовой части шлюпа препятствовало управлять рулем, и в бросаемый по 5 румбов в стороны шлюп столь сильно ударяли волны, что разбило гичку, висевшую на кормовых боканцах, выломило штормовые ставни, наполнило мою каюту водою и выбило несколько пушечных бортов. Темнота беспрестанно увеличивалась, и несмотря на часто повторяемые сигналы для показания своего места, весьма сильное волнение, рев ветра и шум моря препятствовали оные слышать и видеть; около полуночи мы невольно разлучились с фрегатом «Крейсером». На рассвете 12-го шлюп «Ладога» остался один, и все старание о соединении с сопутником было тщетно; зная превосходство хода фрегата, мы решились идти к усмотренным вдали островам Трех Королей, Three Kings, лежащим у северной оконечности Новой Зеландии, где и надеялись соединиться. Нужно ли описывать горестные чувствования при сей невольной разлуке! Одиночество всегда скучно, а разлука с любезным братом сугубо неприятна.

17 июня мы прошли острова Трех Королей, на поверхности коих не заметили ни малейших признаков оживотворенной природы. Серый и от едкости времени почерневший камень покрывает сии обнаженные места, которые для одних только морских птиц служат иногда убежищем от бурь, а других животных и следов не видно.

В половине 10-го часа мы приметили идущее судно и по некоторому предчувствию узнали «Крейсер», с коего не могли видеть нас по причине густой мрачности над берегами, близ которых мы находились; но шквалы и пасмурность закрыли оный снова и лишили нас удовольствия соединиться с товарищем, с коим мы благополучно пробежали столь дальнее расстояние.

Глава IV. Остров Отаити

8 июля открылись перед нами берега острова Отаити, состоящего из двух высоких полуостровов, соединенных низменным перешейком; многие прозрачные ручьи, вытекающие из гор, покрытых лесом, при ярком солнечном сиянии увеличивали красоту берега, и мы нетерпеливо желали достичь страны, где нравы времен патриархальных, мы спешили видеть товарищей своих на фрегате «Крейсере», наслаждаться приятными прогулками в прелестных кокосовых рощах и вкушать прохладительный нектар сих плодов, как вопреки общему желанию ветер переменился и крепкий от ONO принудил нас поворотить на другой галс и ожидать другой перемены ветра. 13-го по достижении широты S 18°40'29'', долготы 147°50'29''задул SO и мы пошли на NWtN; 14-го поутру вторично показались нам живописные берега острова, и около полудня по причине штиля мы с помощью буксира медленно приближались к пристани, зато сколько и обрадованы были соединением с фрегатом «Крейсером», который пробыл уже неделю в Матавайской губе, и начальствующий располагал, не дожидаясь нас, на другой день отправиться в путь. Голые малые мачты фрегата «Крейсер», выставившиеся из-за рощи кокосовых деревьев, для нас были приятнее всех пальм и цветущих на берегу кустарников; множество островитянских лодок, нагруженных свежими плодами и окружавших наше судно, ничего не значили в сравнении с одним яликом, на котором встретили нас еще под парусами товарищи нашего плавания. Взаимная радость друзей не ограничивалась одними словесными изъяснениями; язык отвечал за сердце, а душа, казалось, обитала на устах. Проведя остаток вечера в приятном собеседовании, мы условились разделять по-прежнему свободное от занятий время.

15 июля на рассвете завезли верп на NO и уровняли фертоинг по 50 сажен; переменные тихие ветры и течение реки, против которой суда обыкновенно останавливаются, требуют таковой осторожности для содержания якоря в чистоте. Сей день был воскресный, и потому мы не могли иметь сообщения с островитянами, ибо по воскресеньям им не позволено отлучаться с берегу и даже заниматься чем-либо, и все должны быть в церквах, слушать поучения и богослужение, отправляемые миссионерами, коих при Матавайской губе двое, а на островах Общества – девять. Англичане сии знают совершенно отаитский язык, и старший из них г. Нотт находится здесь уже 27 лет; Библия переведена ими на отаитский язык, и многие островитяне умеют писать, употребляя латинские буквы, а читают почти все, кроме стариков.

На другой день прибытия нашего при самом рассвете мы окружены были множеством лодок, наполненных разными плодами, как то: бананами, кокосовыми орехами, плодом хлебного дерева, иньямами и другими. На каждой лодке находилось по одному и по два человека, искренность и добронравие, начертанные на их лицах, ручались за дружелюбие и требовали полной нашей к ним доверенности; шум, производимый островитянами, разбудил нас, и приветливое слово «юрона» раздавалось повсюду. Не нужно было нам иметь предосторожности при позволении им входить на шлюп, как при других островах Великого океана; все островитяне доверчиво и охотно без всякого оружия шли и знакомились с нами; начался торг, выменивали плоды на гвозди, пронизки, топоры, ножи и другие мелочи, но сии вещи потеряли уже прежнюю свою цену; торгующие желали платья и рубашек, почему я и запретил выменивать что-либо на оные, дабы тем успешнее и вернее запастись вещами, нужными для продовольствия; торг сей перенес на ближайший берег, куда и островитяне переехали; сами же мы на просторе удобнее занялись разными исправлениями на судне.

Молодые отаитяне усердно помогали нашим людям в трудах их, охотно тянули с ними веревки и просили позволения остаться для работ на шлюпе, и я выбрал 18 человек, которые во все время сих занятий разделяли хлеб-соль и ночлег с нашими матросами, и, признаюсь, недаром, ибо на третий день весь такелаж был вновь вытянут, переправлен и налита вода. Трехдневное знакомство произвело взаимную дружбу; по окончании же всех работ я велел выдать каждому из сих сотрудников по рубашке, по куску мыла и по нескольку разных, нужных для дома железных вещей; угостив наших усердных сотрудников, хотел отправить их на берег; но какое удивление поразило нас при сей награде! Вместо радости, которую мы привыкли видеть на их лицах, слезы горести лились из глаз; они ничего не хотели принимать от нас, и я думал, что они мною недовольны, почему приказал щедро увеличить подарки, но увидел противное; плачь их происходил не от алчности к сокровищам, а от сожаления, что расстаются с товарищами, коих убедительно просили взять их с собою в Россию. Простите меня, невинные отаитяне, я не знал вас и судил по-европейски!