Он смотрел на нее с таким озлоблением, будто тоже устал держать в себе то, что давно просилось на язык и при этом было так просто и очевидно, что даже не заслуживало многих слов. Наконец Элджин заговорил:

— Вы сами знаете, как необходима нам эта выставка, Мэри. И вы оплатите ее. Вы оплатите ее из огромного состояния вашего отца. Ведь именно вы его и унаследуете, так как не имеете ни братьев, ни сестер. Вы оплатите ее, поскольку вы моя жена.

— Полагаете? Значит, мой долг жены требует от меня обанкротиться так же, как обанкротились вы? Но где же, вы думаете, мы с вами очутимся в таком случае? В долговой яме? Я путешествовала с вами чуть не по всему земному шару, но в это место я отказываюсь следовать за вами.

— Но ваше состояние огромно, Мэри. Почему вы не позволяете мне им воспользоваться, хоть уверяете при этом в своей преданности? Почему вы позволяете своему отцу осуществлять контроль над вашими деньгами? Каждая приличная женщина передает подобные функции своему мужу. Это единственно правильное и подобающее решение. Но вы и ваш отец держите меня в унизительном положении, заставляя обращаться к вам с просьбами о деньгах, в то время как эти деньги принадлежат мне.

Долгие годы она подавляла и прятала от себя эту мысль, но сейчас пришло время высказать ее.

— Вы женились на мне ради денег моего отца.

В его равнодушном взгляде не было негодования, скорее эта мысль показалась ему настолько несущественной, что даже не требовала ответа. Но Элджин все-таки ответил:

— Вы были самой хорошенькой и умной из всех богатых невест.

Он что, полагает это комплиментом?

— Я не буду просить у своей жены денег на то, что мне необходимо сделать. Так низко я не опущусь. Вы поговорите со своим отцом и объясните, что нам необходимо устроить выставку мраморов, что они должны быть показаны заинтересованным лицам. Это необходимо, Мэри. И я запрещаю вам задавать мне дальнейшие вопросы на этот счет. Вы должны прекратить оспаривать мои суждения. Такое поведение неприлично.

Что ей было делать? Этот человек — ее муж. Именно его она когда-то выбрала. Он отец ее четверых детей. И уже слишком поздно что-либо менять в жизни. В нем ее настоящее и будущее. Но она все-таки получит то, в чем нуждается.

— Поскольку вы, кажется, выставили свои условия, то не окажете ли любезность выслушать мои, Элджин? Я согласна поговорить с отцом и попросить у него денег на выставку ваших мраморов, если этот шаг необходим для водворения мира в нашей семье. Но, подобно вам, я тоже избрала для себя жизненный путь. Вы не отвечали на мои письма. Возможно, вы полагали, что я действую под влиянием минуты, но мое решение остается неизменным. Я не хочу больше страдать. Я не хочу больше вынашивать для вас детей.

Ему и мгновения не понадобилось для ответа. В глазах Элджина сверкала непоколебимая уверенность.

— Полагаю, что, являясь моей женой, вы не можете отказывать мне в выполнении вами обязательств, которые накладывает на вас супружество. Брачные узы влекут продолжение рода как конечной и обязательной цели супружеского союза. И это не моя прихоть, а божеское требование!

Очевидно, он прочел письма и обдумал ее предложение. И теперь она слышит ответ, который был таким же безоговорочным и категоричным, каким было ее решение. Элджина она знала достаточно хорошо, чтобы не сомневаться в этом.

— Если вы не можете согласиться на мои требования, то я не соглашусь на ваши.

Она надеялась, что ее голос звучал так же решительно и холодно, как его.

В отсутствие родителей дети проводили много времени в Арчерфилде, и поэтому в поместье своих дедушки и бабушки они чувствовали себя как дома. Без отца они прожили большую часть жизни, и потому его отсутствие не стало для них горем. Детям только сообщили, что лорд Элджин имеет важные обязанности, для выполнения которых должен находиться в Лондоне, и что они с ним непременно увидятся, когда он освободится. У Мэри было мало занятий, и она проводила целые дни с детьми в том же саду, где и сама играла ребенком, гуляла с ними по пляжам залива там, где он соединялся с Северным морем, собирая ракушки или купаясь, когда позволяла погода. В результате долгих прогулок с матерью и дедушкой Брюс научился распознавать морских птиц и ужасно расстраивался, когда на его глазах толстый большой поморник нападал на маленького беззащитного тупика. Но, оставаясь джентльменом, он не открывал жестокой правды о поморнике своим сестрам.

— А то им еще приснится что-нибудь плохое, мама, — сказал он Мэри, когда она вошла в его комнату с чаем и утешениями. — Маленькие девчонки обожают маленьких птичек.

Девочки и вправду были чувствительными созданиями, но и повеселиться тоже любили. Мэри с удовольствием слушала, как они обе хохотали до визга, если горничным разрешали уложить их в корзину поверх выстиранного белья и раскачивать, подбрасывая. Они умели быть и непередаваемо серьезными, сидя за своим вышиванием, и шаловливыми, играя в куклы. Когда дети были рядом с нею, Мэри могла без уныния смотреть в неясное будущее. Она не понимала, к чему могут привести отношения между ней и Элджином. В те дни она просто была счастлива со своими детьми и пыталась подготовить их к долгой разлуке с отцом, а себя — к свободе от его вечных посягательств на ее тело и ее деньги.

Тем летом на горизонте Мэри вновь появился Роберт Фергюсон. Он добился избрания в парламент и поселился в своем поместье, исполняя долг землевладельца. Едва прослышав о том, что она живет в Арчерфилде и в одиночестве, он просил разрешения навестить ее.

Родители Мэри не были этим довольны.

— Нам не по душе его визиты, Мэри. Они не нравились нам и в Лондоне. Этому человеку известно, что ты замужем, и под предлогом оказания помощи твоему мужу он непозволительно злоупотреблял твоим гостеприимством, оставаясь подолгу в твоем доме. И даже проводя наедине с тобой вечера.

Голос матери приобрел те же непреклонные нотки, которые звучали в нем при разговоре с внуками, случись им не слушаться бабушку. Мэри же не слышала такого тона с самого детства.

— Но, мама, он и впрямь очень помог Элджину. Если б мистер Фергюсон не убедил сэра Джозефа Бэнкса и других влиятельных персон содействовать его освобождению, Элджин до сих пор оставался бы во Франции. Почему я должна терпеть упреки, даже от своей матери, когда все, что я пыталась сделать, это вызволить мужа из неволи?

— Я упрекаю не тебя, дорогая, а мистера Фергюсона. Его чувства к тебе более чем очевидны. Даже твой отец, для которого существуют только имущественные и денежные вопросы, заметил это. Фергюсон добрый, но опасный человек. Он не имеет понятия о моральных правилах и известен тем, что всегда ухаживает за замужними женщинами!

— Клянусь тебе, что ничего непозволительного между мной и мистером Фергюсоном не произошло. Мы были глубоко озабочены хлопотами об Элджине и попытками оплатить его долги.

— Кроме того, — продолжала ее мать, — не думаю, что мистеру Нисбету приятно видеть у нас постороннего в то время, когда твои обстоятельства так неопределенны.