перестройке. Особую тревогу вызывают поля, окружающие дом. Дом не может существовать без поля, без нивы. А нива плохо кормит нас. Хлеб мы который уж год ввозим из-за границы… Всюду бюрократизм. Райцентр сейчас – это посёлок чиновников!.. Я за власть, но слишком уж велики у нас управленческие штаты. Надо сделать так, чтобы крестьянин был не работягой, а творцом… “Писатели-деревенщики” – термин дикий и несообразный, а пишут они о глубинных процессах, происходящих в России, и роль свою выполняют неплохо…»

Для Фёдора Абрамова это была не просто встреча. Выступая перед читателями, он словно ещё раз прощупывал почву ощущений пришедших на встречу людей, стараясь услышать в них отклик, пусть и не в словах, так хоть во взглядах, передающих настрой души. И его истина достучалась до сердец! Абрамова долго не отпускали со сцены. Находящаяся под огромным влиянием абрамовского слова публика заваливала вопросами, спрашивая о многом, в том числе и о последней повести…

Встреча в Ленинке, как и последующее участие в передаче «Литературные встречи» на ленинградском радио 7 апреля 1981 года, где, помимо беседы, звучали отрывки из абрамовских произведений, станут своеобразным прологом к серьёзному выступлению Фёдора Александровича на VII съезде Союза писателей СССР и, конечно же, ещё одним шагом к встрече с читателями в «Останкино», которую вполне можно назвать лебединой песнью, его завещанием потомкам.

«Доколе будут сажать литературу в клетку?!»

Спустя четыре месяца после XXVI съезда КПСС, 30 июня 1981 года, в Большом Кремлёвском дворце открылся VII съезд Союза писателей СССР. Фёдор Абрамов на трибуну не рвался, а почему – было понятно. Вряд ли можно было ожидать, что ему дадут слово. Но слово дали, причём предупредили о выступлении за десять дней до начала съезда, вызвав его в Ленинградский обком.

Удивительные метаморфозы двойных стандартов, правило кнута и пряника. Ещё недавно писатель, чьи произведения подвергались резкой критике со страниц газеты «Правда», вдруг получает предложение выступить в Кремле, вдобавок на съезде Фёдора Абрамова избирают секретарём правления Союза писателей СССР.

От своего слова с высокой трибуны Фёдор Абрамов не отказался. Он имел право на это слово. Его выступление 2 июля потрясло всех присутствующих. В президиуме съезда первые лица государства – Суслов, Гришин, Демичев, Горбачёв, Пельше, Соломенцев… Регламентом ему было отведено лишь 15 минут, но и за это короткое время он смог сказать о многом, о чём болела душа, и в первую очередь о воспитательной силе слова, о роли литературы, помогающей человеку найти ответы на самые важные жизненные вопросы, о нравственной активности гражданина.

«Слово всегда было путеводной звездой человечества, – скажет в своём выступлении Абрамов. – В слове сокрыта самая великая энергия, известная на Земле, – энергия человеческого духа. Словом создавалась культура, словом ковалась вера, ковались идеалы… И сегодня, в век неслыханной, небывалой спекуляции словом, лишь нам, писателям, дано вернуть слову его изначальную мощь и силу».

Рассказывали, что, когда пришло время выходить Абрамову на трибуну, а он был первым после объявленного перерыва, ни один из делегатов съезда не остался в кулуарах – все поспешили слушать автора знаменитых «Пряслиных».

Выступление Фёдора Абрамова было действительно ярким, если не сказать, что одним из самых значимых среди всех прочих докладов на съезде. Об эмоциональной речи Абрамова говорили, спорили даже уже после того, как съезд закончил свою работу. Так, спустя несколько дней дагестанский литератор Леонид Гурунц написал Абрамову: «Ваше выступление на устах наших писателей». А иначе и не могло быть! Абрамов говорил о живом, о самом главном – о слове, не прибегая к казённым пафосным формулировкам, как другие литераторы, и это не могло остаться незамеченным. Это было Слово на времена, не потерявшее своего значения и в современном мире.

Участники съезда, в целом разделявшие сказанное Абрамовым, не очень стремились проявлять дружеские отношения с Фёдором Александровичем, по всей видимости, опасаясь, что это будет замечено писательским руководством.

Занимательную историю на этот счёт в своё время рассказал мне писатель Николай Николаевич Старченко, в ту пору молодой литератор, бывший делегатом того съезда от Орловской комсомольской организации.

Уже после выступления Фёдора Абрамова, во время очередного перерыва, к нему, беседовавшему в фойе с Василием Беловым (оба активно жестикулировали, видимо, жарко спорили), стали подходить писатели. С каждой минутой кольцо окружения росло. Вскоре Абрамова с Беловым уже нельзя было рассмотреть за их спинами. И вдруг над головами взлетела громкая, чёткая на слух, абрамовская фраза: «Доколе будут сажать литературу в клетку?!» В мгновенно наступившей тишине её было слышно очень далеко. И… в считаные минуты Абрамов и Белов остались вдвоём. Разошлись все, кто ещё минуту назад стоял рядом, сделав вид, что не разделяют сказанного Абрамовым.

Но всё же Абрамов был услышан.

Впоследствии его выступление войдёт не только в стенографический томик с отчётом о работе съезда, но будет не единожды опубликовано под заголовком «Слово в ядерный век» во многих сборниках, вышедших, к сожалению, уже после кончины писателя. Студия «Центрнаучфильм», создавая документальный фильм «Писатели и время», рассказывающий о работе писательского съезда, не обойдёт стороной выступление Абрамова, увековечив его и в слове, и в кадре.

И вот снова парадокс – о речи Фёдора Абрамова на съезде не было сказано ни слова в архангельской «Правде Севера»! Странная и мало чем оправданная позиция газеты, которая, по здравому разумению, должна была первой подхватить выступление своего земляка. Что мешало?! Эхо «Письма землякам» или недавняя критика в центральной «Правде»? Такое к себе отношение вызвало недоумение и заставило его переживать. И всё же он не держал зла на земляков, и когда в октябре в Архангельском театре драмы была намечена премьера спектакля «Дом», с радостью приехал на берега Северной Двины.

«Честность, честь, боль – Ваши книги…»

В начале августа 1981 года, ненадолго прервав своё пребывание в Верколе, Фёдор Абрамов наконец-то исполнил давнюю мечту побывать в «студёных краях, у Печоры-реки, где лиходеи великого праведника и воителя за истинные веры протопопа Аввакума сожгли», как будет сказано в рассказе «Из колена Аввакумова», и поклониться Аввакумову кресту, что стоит на месте предполагаемого сожжения.

О возможности поездки на Печору, в Пустозёрск, Фёдору Абрамову давненько говаривал его давний приятель – журналист, критик Александр Михайлов, который сам был родом с берегов Печоры, да всё как-то не ладилось. Возможно, поездка вновь бы не состоялась, если бы не твёрдое решение Абрамова окончательно взяться за написание «Чистой книги».

Фёдор Абрамов никоим образом не идеализировал протопопа Аввакума, и всё же интерес к его личности у писателя не случаен. Старообрядчество было у него в крови – все предки писателя, как по линии отца, так