Шрифт:
Интервал:
Закладка:
F-BNFP
Джет-Рейнджер 04
18 ноября 1988 г.
19 ч 22 мин, вызов ХМ 2453: ССП/Больница Сартуи
Назначение: Городская станция очистных сооружений
Горючее: 70%
18 ноября 1988 г.
19 ч 44 мин, транспортировка ХМ 2454: ССП/Больница Сартуи
Назначение: филиал Лечебно-медицинского центра Водуа (ЛМЦВ), Лозанна, отделение сердечно-сосудистой хирургии
Контакт: Мориц Белтрейн, заведующий отделением
Горючее: 40%
Так вот оно что! Девочкой занимались не в Безансоне. Вертолет перелетел через швейцарскую границу и доставил ее прямо в Лозанну. Почему туда? Зачем везти утонувшего ребенка в сердечнососудистую хирургию?
Решение пришло молниеносно: я должен встретиться с медиком из «скорой помощи», который госпитализировал Манон Симонис. Идея отправить девочку туда могла исходить только от него.
– Какого черта вы здесь роетесь?
Слева в поле моего зрения появилась тень.
– Сейчас вам объясню, – сказал я с широкой улыбкой.
– Это будет непросто.
Мужчина сжал кулаки. Пилот или техник. Двухметровый гигант, весивший минимум сто кило и способный перенести вертолет на руках.
– Я полицейский.
– Нужно было придумать что-нибудь получше, парень.
– Позвольте показать вам мое удостоверение.
– Только пошевелись, прибью на месте. Что ты ищешь в нашем офисе?
Несмотря на критическую ситуацию, я думал только о своем открытии. Отделение сердечно-сосудистой хирургии в Лозанне. Почему именно туда? Был ли в том отделении волшебник, способный оживить Манон?
Тип подошел к столу и схватил телефон.
– Если ты действительно фараон, позовем твоих коллег из жандармерии.
– Никаких проблем.
Я думал о потере драгоценного времени: объяснения в жандармерии Морто, звонки в Париж, новость о смерти Сарразена, что обязательно добавит неразберихи. По меньшей мере, три часа за решеткой. Я проглотил свой гнев, скрыв его за улыбкой.
Прежде чем парень успел набрать номер, раздался звонок. Он поднес трубку к уху. Выражение его лица изменилось. Он схватил блокнот, отметил координаты и пробормотал:
– Сейчас будем.
Он положил трубку и перевел взгляд на меня.
– Можно сказать, тебе везет. – Он указал на дверь. – Убирайся.
Чудом спасен! Какой-то срочный вызов. Пятясь, я вышел на лестницу. На полпути парень меня обогнал. Он перемахнул через перила и рванул наружу, в одной руке держа листок, а другой вращая над головой на манер пропеллера. Тотчас же вся команда бросилась к вертолету. Когда лопасти пришли в движение, я уже был за пределами аэродрома.
Машина поднялась в воздух, а я продолжал идти. Вертолет слегка коснулся верхушек деревьев, срывая с них последние красные листья. Я посмотрел вверх, и мне показалось, что пилот, тот самый гигант, наблюдает за мной сквозь стекло кабины.
Я в свою очередь тоже стартовал, взметнув в воздух вихрь листьев и травы.
Лозанна.
Ключ находился там.
Филиал Лечебно-медицинского центра Водуа располагался в верхней части Лозанны, неподалеку от улицы Бюньон. Это было маленькое трехэтажное здание, окруженное японским садом. Серые камни и карликовые хвойные деревья.
Я прошел по центральной аллее. Туи были подстрижены по линеечке, круглые фонарики словно бы вырастали прямо из гравия. Все это умиротворяло, как настоящий дзен-сад, и в то же время вызывало беспокойство, как лабиринт в фильме «Сияние». Небо было затянуто облаками. В воздухе висела легкая дымка, похожая на пыльцу цветущей вишни.
Отделение сердечно-сосудистой хирургии находилось на втором этаже. Имя врача, который принял пострадавшую, отпечаталось у меня в памяти: Мориц Белтрейн. Прошло четырнадцать лет, оперирует ли он еще здесь? При входе в отделение находилось подобие маленькой регистратуры. Я увидел фигуру молодой женщины, выделявшуюся на фоне постера с видом швейцарской долины, и любезным тоном спросил, можно ли поговорить с доктором Белтрейном.
Женщина улыбнулась. Она была красивой, и это как-то до меня дошло, несмотря ни на что. Глядя на меня из-под густой пряди черных индейских волос, она грызла «Тик-так». Я настаивал:
– Он больше здесь не работает?
– Работает, главврачом, – наконец ответила она. – Его еще нет, но он зайдет. Он приходит каждый день, даже в выходные. В середине дня.
– Я могу подождать?
– Только если поболтаете со мной.
Я попытался включиться в игру и придал своему лицу веселое выражение. Не знаю, на что это было похоже, но мои усилия ее рассмешили. Она прошептала, крепко сжав мою руку:
– Меня зовут Жюли. Жюли Делёз. Я дежурю здесь только по выходным. А вообще учусь. Что касается разговора, вы не обязаны…
Я оперся локтями о стойку и искренне улыбнулся. Задал несколько личных вопросов – занятия, повседневная жизнь, развлечения в Лозанне. Каждый вопрос требовал от меня таких усилий, что я не слышал ответов.
Зазвонил невидимый мне телефон. Она протянула руку под стойку и ответила, затем подмигнула мне и взяла новый «Тик-так». У нее был матовый тон лица, какой накладывали актрисам, изображавшим индейских женщин в немецких вестернах шестидесятых годов.
– Это он, – сказала она, кладя трубку. – Он у себя в кабинете. Можете пройти туда.
– Вы его не предупредили?
– Это необязательно. Постучитесь и входите. Он симпатяга. Удачи.
Я попятился. Она спросила:
– Вы вернетесь?
Она прищурила глаза под черной блестящей прядью. Глаза были зеленые – светлого оттенка.
– Маловероятно, – ответил я. – Но я сохраню в душе вашу улыбку.
Ответ был единственно правильным. Ясным и оптимистическим. Она засмеялась, потом уточнила:
– Позади вас. Коридор. Дверь в глубине.
Я повернулся на каблуках и, сделав несколько шагов, забыл и девушку, и ее глаза, все. Я был теперь весь нацелен на следующий этап. На мой стук тут же ответили, и, поворачивая ручку двери, я прочел короткую молитву о Манон.
О живой Манон.
В белой комнате человек переставлял папки в металлическом шкафу. Он был коренаст, от силы метр шестьдесят пять ростом. Большие очки, длинная челка. Сходство с Элтоном Джоном было поразительным, только у него были седые волосы. Должно быть, ему было под шестьдесят, но его одежда – вытертые джинсы и фуфайка – скорее вызывала в памяти образ студента колледжа Беркли. На ногах у него были кроссовки «стен-смит». Я спросил: