Чань проскакал по небольшому деревянному мосту — на том и другом берегу мальчишки удили рыбу в тростниках. Он хотел было спросить у них про Ксонка, но предпочел не сражаться с лошадью, не выказывавшей желания останавливаться. Дорога шла теперь вверх по склону невысокого холма, на вершине которого Чань приподнялся в стременах и увидел в несколько милях впереди зеленый массив — видимо, Парчфелдт-парк. Дорога пошла вниз среди леса, еще более густого, чем Парчфелдт. Стало холоднее.

Чань решительно натянул поводья, перейдя на шаг, достаточно медленный, чтобы внимательно поглядывать по сторонам. Если Ксонк знал, что за ним снаряжена погоня, то лучше места для засады, чем здесь, было не придумать. Чань пытался припомнить, что еще знает о Парчфелдте — из газет, карт и рассказов Элоизы о домике ее дядюшки… Элоиза… он совсем забыл о ней!

Где теперь Элоиза? Откровенно говоря, Чань не ожидал, что увидит ее еще раз — как и десятки других людей, с которыми сталкивался по своим неприглядным делам: вдова Когсалл… старый корабельный писарь… аптекарь, обитавший в подвале… русская повариха… или она была венгеркой? В памяти ярко отпечаталась рана на ее руке — дюймовый шрам от соприкосновения с плитой. Рваным обрывкам воспоминаний соответствовало разнообразие оттенков леса — столько непохожих друг на друга деревьев, что Чаню казалось, будто прежде он не видел ни одного из них. Но живая гуща леса погружала Чаня в еще более глубокие размышления. Он поднял воротник — становилось зябко. Влага здесь впитывалась в землю, которая дышала холодом, пронизывавшим до костей. Природе человеческие желания должны были казаться чем-то мимолетным и нестоящим вроде слепых надежд лисы на своих лисят или жаворонка — на содержимое хрупких яичек.

Дорогу преградили низкие кованые ворота, за которыми виднелись деревянная пристань и выложенный кирпичом берег канала. Чань тщетно прислушивался — не донесутся ли голоса или другие узнаваемые звуки, — потом крепче ухватился за седло и спрыгнул на землю. Он похлопал лошадь по шее (на его глазах так делали другие наездники) и пошел к воротам.

Щеколда ворот — без замка — была липкой на ощупь; Чань представил себе, как Ксонк отирает рот рукавом, а вязкая жидкость капает на металл. Он набросил поводья на столбик ворот, чтобы без помех разведать обстановку. Моста нигде поблизости не замечалось, как и дорожки, ведущей к мосту где-нибудь ниже по течению. Чань вгляделся в черную вихрящуюся воду, не без отвращения увидев собственное отражение. Никаких следов Ксонка или его коня не обнаруживалось, а следовательно, тот не бросил скакуна. Может, он переплыл канал прямо на лошади? Высота берега составляла фута два — легкий прыжок. Правда, как выбраться на другой стороне? Чань оглянулся на послушную кобылу, наблюдавшую за ним спокойными карими глазами, и вздрогнул, а затем, подняв очки на глаза и прищурившись, всмотрелся в другой берег. Неужели такое возможно? Ксонк, как джентльмен, смог бы заставить самую безумную лошадь совершить невероятное…

На другом берегу была такая же деревянная пристань, от которой отходила тропинка. Чань присел. Под пристанью висела какая-то металлическая конструкция… После секундной рассеянности Чань опустил голову и, посмотрев под пристань со своей стороны, увидел металлический рычаг. Повернув его, он отскочил в сторону — через черный канал стал перекидываться мост, соединившийся с конструкцией на противоположной стороне. Силы удара вполне хватило бы, чтобы насадить на вертел кабана. Чань встал и с неприязнью посмотрел на мост: шириной не более ярда, он, казалось, не выдержит человеческого веса, не говоря уже о лошади. И тем не менее на средней доске он увидел еще одну сверкающую лужицу — когда мост сводили и разводили, по нему растеклась синяя жидкость.

Кобыла перебралась на другую сторону так же беззаботно, как несла неумелого седока. Лишь с третьей попытки Чань снова забрался в седло, но лошадь терпеливо вынесла это.

Узкая тропинка вилась, огибая деревья, вверх по склону холма, где встречалась с более широкой проселочной дорогой, усыпанной опавшими листьями. Чань, как мог, попытался по угасающему свету определить направление дороги, сориентироваться относительно завода или того места, где по его предположениям (Чань плохо помнил карту) завод примерно должен был находиться. Он ударил кобылу каблуками в живот, перейдя на рысь. Смеркалось, и времени, чтобы убедиться, прав он или нет, оставалось немного. Приходилось поторапливаться.

Дорожка уходила все глубже в лес, потом стала огибать руины — разломанные ограды, дорожные столбы, остатки стен; все это порождало в Чане грызущее беспокойство. Тропинка обогнула покосившуюся сторожку, но никаких признаков особняка не наблюдалось. И следов Ксонка — тоже. Чань продолжал путь, все еще надеясь добраться до завода Де Грута. Но кого он там найдет? И что там делать? Уничтожить машины? Позаботиться, чтобы болезнь Ксонка свела его в могилу? Чтобы исчезло все, оставшееся от графа? Чань ощутил досаду при мысли о том, что он здесь вне своей привычной среды обитания, а доктор и Элоиза (может, даже совсем рядом) сидят с чашками чая перед теплым камином: женщина застенчиво моргает, а доктор безуспешно старается оторвать глаза от расстегнутой верхней пуговички на черном платье. Чань чуть не вывалился из седла, крепко ухватился за гриву кобылы и зарычал.

Подняв голову, он увидел что-то краем глаза и опустил очки на кончик носа: извилистый белый дымок почти сливался с цветом сгущающихся сумерек, и поначалу Чань даже не разобрал — облако это или дым. Он неловко выскользнул из седла и увел кобылу с дороги. Накинув поводья на низкую ветку, он удовлетворенно посмотрел на сочную траву у дерева — лошадь не останется голодной — и закатил глаза, восхищаясь собственной заботливостью.

Впереди крутой обрыв спускался к журчащему ручейку, по берегам которого виднелись широкие полосы заиленной земли. Обходя прутья и низкие ветки, Чань соскользнул вниз по влажному слою прошлогодних листьев и оказался в узкой расщелине, откуда вроде бы поднимался дымок. Предполагая, что тут развели костер лесники или охотники, он с удивлением увидел остатки наружной стены поместья, увитой плющом, который словно вознамерился вернуть камни в исходное состояние. За стеной раскинулся заброшенный сад, заросший сорняками. За садом виднелся остов кирпичного дома без крыши, с пустыми глазницами окон… но из его трубы поднимался дымок.

Пройти без шума по запущенному саду было невозможно, поэтому Чань принялся красться вдоль стены, погружаясь по щиколотки в черную жижу. Ручей впадал в неухоженный пруд, выложенный камнем. Когда-то вода вращала мельничное колесо — теперь оно, полусгнившее, завалилось набок. Поверхность пруда поросла ряской, похожей на жабью слюну, над водой висела туча комаров. На насыпи около руин дома имелась небольшая площадка, выстланная плиткой, по которой можно было бесшумно подкрасться к дому.

Чань обследовал заднюю сторону дома: два окна с дверью между ними, одно заколочено досками, другое завешено клеенкой. Он поднял глаза на дымящую трубу — скорее всего, здесь нашли прибежище цыгане или ночевали охотники. Отличное место для Ксонка, чтобы сделать временную остановку… однако никаких следов копыт не было видно. Чань приблизился к занавешенному клеенкой окну. Меньше всего ожидал он услышать женский плач.