Все, что в лицах массовки «Пепла и алмаза».

Все, что протыкает душу, как проткнет брюшное сало самодовольного коллекционера тот красующийся на обложке журнала тесак, когда его сдернет со стены рука ночного грабителя.

В чем главный смак для реконструкторов? Зачем итальянцы разыгрывают на Гарде Синявинские высоты?

— Синявинское сражение, Вика, это или преступление, или глупость, и в любом случае военная неудача. В Синявине в сорок втором сходились, но не сошлись Ленинградский с Волховским фронты, между ними осталось расстояние в шестнадцать километров, и было там по распоряжению Ставки угроблено двести тысяч человек с нашей стороны, в то время как немцы потеряли убитыми двенадцать тысяч.

Ульрих редко говорил на эти темы, с ним это случалось в основном после побывок у старых друзей, где хохотали сразу вшестером, бурчали, вспоминали, лили слезы… Приходя, он и Вике излагал что-то вроде резюме. В молодые годы Виктор сразу отключался, а с возрастом приучился вслушиваться.

— А зачем Ставка так распорядилась?

— Ну, у них была, конечно, практическая цель. Считалось, что необходимо продублировать «Дорогу жизни». «Дорогу смерти», как на самом деле звали ее. Приказ Ставки преследовал и символическую цель — прорвать блокаду. И стратегическую — оттянуть силы гитлеровцев от Сталинграда и Кавказа. «На Неве поможем Волге!» Потом стали говорить, будто русские на Синявинских перемалывали немцев. Вика, ты сам посмотри с цифрами. Наоборот! Немцы на Синявинских перемалывали русских. Хотя, конечно, тратились немецкие боеприпасы и силы. Вот вся игра. Выматывать вражеские силы и боеприпасы. Вызывая на себя огонь. Орельен Давю говорил на днях… Что-то по этой операции запросил в России, ему ответили: документы в Генштабе засекречены уже шестьдесят лет, и в Центральный архив Министерства обороны их передавать не собираются.

С Ульрихом посмотрели, кстати, по телевизору какой-то постановочный фильм и пришли к выводу, что новая публика, вероятно, просто не может воспринимать настоящую военную хронику.

Привыкли к лубочной войнушке. К компьютерной игре.

— Знаешь, Ульрих, сделали новый минифиг «Лего», я видел рекламку. Иисус Христос распятый!

— Минифиг? Это что?

Журнал еще в руках. Он развернут на абзаце про атрибутику. В частности, про погоны. Что-то о погонах у деда… На одной из верхних страниц, полученных от болгар.

Перешел к своим через линию фронта после двух лет плена-оккупации и замер, разглядывая обмундирование. Погоны. К тому же огромные. Исчезли треугольные нашивки, ромбы на углах воротника и звезды на локтях, от которых военная тужурка смахивала на наряд циркового униформиста. Вышел из окружения — мамочки, это свои вокруг? Или, как на старых картинках, белогвардейцы?

Вика встряхнулся, растопырил на кресле журнал — покрыл насиженное место — и снова на стойку к Курцу. Молниеносно назад. Ни с чем. От Мирей, невзирая на ее эсэмэс, факса не приходило. Не приходит факс. Вот, уже восемь вечера, но как не было расписания, так и нет расписания. А на завтра назначено у Виктора семнадцать встреч. Одни во «Франкфуртер Хофе», другие в «Хессишере».

Куда и когда ходить, кого искать? Пообсуждать с Ульрихом? Может, и даст совет. Только, ох, как буду объяснять? Интрижечка с Мирей, помешательство на Наталии. Он мне как подростку нотации читать начнет. Нет, повременим с оповещением Ульриха.

А что, если… нет, а правда… задействовать Нати? Пусть из редакции позвонит в миланский отдел полицейской хроники и, как минимум, несчастные случаи исключит. Ну, не знаю, «скорые помощи» и дорожно-транспортные аварии.

Вот и Нати на проводе. Уже в Турине, в редакции. Работать будет всю ночь. Она сегодня «свежая голова». Но только, знаешь, Виктор, скорее всего, завтра не получится повидаться, потому что Люба-домработница пригласила. Не Люба даже, а ее ухажер Николай. Оказывается, завтра будут проводить тайные соревнования по метанию ножей и боевых топоров. Очень редкий материал — подпольные ножевые бои. Развлечения нелегальных иммигрантов. Конечно, еще вопрос, кто останется с Марко. Джанни срочно вызвали на конференцию в Черноббио.

— Боже мой, Наталия, ну можно ли такое делать со мной! Я надеялся… И до сих пор надеюсь. Не знаю уж, какими словами тебя зазывать.

— Если мне нож в голову не вмажут, я в среду утром смогу сесть в самолет.

— Эге. Угу. Опять, значит, с прицелом на сияющее послезавтра. Точно как при советской власти. Кстати, я все забываю спросить. Что там с нашими праймериз?

— Почти пять миллионов явка, больше трех миллионов за Проди. Милостив бог, весной побьет Берлуску.

— А! Ну слава небесам. Значит, ходил не зря… Ценой потери аперитива. Досадно мы тогда разминулись. Кстати, представь себе, эта моя француженка-секретарша теперь пропала. Обещала выслать расписание, нет ничего. Не отвечает на телефоны.

— Та кудрявая, что несла ерунду про моего мужа?

— Брось думать об этой истории, Наталия.

— А она всегда путает, секретарша Мирей?

— Вообще не путала раньше ничего…

Говорить ли: «Она, полагаю, разволновалась из-за тебя»? Нет уже сил соображать, что на пользу, а что во вред.

Сказал.

Наталия только хмыкнула. Виктору кажется, что в последние дня два-три она вообще меньше смотрит на компьютер во время телефонных бесед. И писем параллельных не пишет? Может, конечно, и пишет. Но о пропаже Мирей все поняла. Обещала сбегать на этаж к хроникерам и по базам данных пробить запрос.

— Высылай мне фото секретарши, — добавила она. — Факсом. И диктуй сюда ее телефон. А про приезд, ну да, давай мы завтра решим окончательно. Пока что условно ставим на среду.

Виктор запрыгал, да, в среду, в среду, жду с нетерпением.

В голове уже такой винегрет, что про Бэра сообразил потом.

Разложив на кресле кровожадный журнал и омнибусовский каталог (чтобы видели — не просто занято, а очень серьезно занято!), Вика бросил неохраняемый насест и опять смотался на ресепшн к Курцу. Распечатки нет. Но лежит для него телефонограмма от немецкой скаутши.

«Звонила Ребека Ренке, не прозвонилась к Виктору, просит прощения, припоздняется на полчаса в „Оскар“, будет в двадцать сорок пять. Надеется успеть».

Удача! Прояснилось, с кем и где Виктор ужинает сегодня.

У, хорош бы он был, если б намылился сегодня в «Оскар», с Наталией, дурак.

Совсем мозги потерял в последние месяцы, олух нежный…

Оставил Курцу, чтоб отсканировать и послать в Турин в офис «Стампы», паспортную фотку Мирей. Трещинки свидетельствовали, что снимок немало потаскали в бумажнике. Поколебался, не слишком ли интимно выглядит затертый портрет. Да, интимно, но что делать. Поблагодарил Курца, записал ему электронный адрес Наталии.

Может, Виктору самому срочно вылетать в Милан?