– Пожалуйста, хватит… – шепчу я сквозь слезы.

– А сейчас я смотрю на тебя, Маш, бледную, исхудавшую с темными подглазинами и искусанными губами, с отчаянным блеском в глазах, и не узнаю. И хуже всего то, что именно я это сделал с тобой. Не Марк, не ты сама, а я. Я превратил прекрасную сексуальную жизнерадостную девушку с сияющей улыбкой в дерганную измученную истеричку. Несколько месяцев назад мне даже в страшном сне не могло привидится, что я могу быть таким безжалостным по отношению к тебе. Но это сильнее меня, ничего не могу с собой поделать, Маш. Я смотрю на тебя, а вижу его, вижу вас вдвоем. И никакие твои слова не меняют этого. Я не упрямый и не принципиальный. Просто для меня нет варианта, в котором я могу быть с женщиной, которая не знает, кого хочет. Я люблю тебя, я все равно люблю тебя, но иногда одной любви мало, – голос Солнцева звучит глухо из-за переполняющих его эмоций. Это так странно завораживающе и дико, после полнейшего равнодушия вдруг такой поток.

Внутри меня разрастается сильнейшая боль, когда я вижу какая мука искажает лицо моего мужа, и понимаю, что основная борьба происходит сейчас.

– Я тебя люблю. Тебя. И если мы оба любим друг друга, что еще нужно, Дим? Что? – я касаюсь кончиками пальцев его щеки, провожу по губам, которые он плотно сжимает.

– Мне нужно подумать. Я не знаю. Ничего не понимаю, когда ты сидишь тут вся в слезах. Прости.

И он вот так просто бросает меня с разбитым сердцем, зареванную и ослепшую, убегая из кафе, словно сам вид мой ему осточертел до чертиков. Мне кажется, что все посетители в зале поняли, что только что произошло, и теперь смотрели на меня с сочувствием.

Я вытерла слезы, расплатилась по счету и вышла на улицу. Середина декабря. Недавно выпал снег и уже неделю держался крепкий мороз. У нас в пригороде Твери зима выглядела красиво, хрустально и сказочно, деревья, осыпанные серебром, поля, окутанные белым покрывалом, чернеющие палки нескошенной осоки, да вороны, сбивающиеся в стаи над дворами, где держат скот. А Москва утопала в грязных лужах, которые быстро убирали, но после очередного снегопада всегда появлялись новые. Я не люблю этот город. Он причинил мне слишком много боли. Я дважды потеряла здесь любимых мужчин. Возможно, сама виновата, но это не уменьшает моего горя.

Я стояла на тротуаре, рассеяно глядя перед собой, мешая прохожим, которые ворчали и толкали меня. Какой-то мужчина подхватил меня под руку, когда, шагнув в сторону, я поскользнулась и чуть не упала.

– Вам помочь? – мягко спросил меня приятный баритон. Я удивленно подняла на незнакомца глаза, тронутая заботой. Мужчина оказался высоким и симпатичным, в дорогом пальто, отороченном норкой. Я невольно ухмыльнулась, заметив, как он заинтересовано меня рассматривает.

– Может, вас проводить? – его улыбка становится шире. Он ошибочно принимает мою усмешку за призыв к дальнейшему действию. Я уже вырываю локоть, собираясь вежливо поблагодарить мужчину и пойти к машине, когда вижу надвигающую мрачную фигуру мужа со зловещим выражением лица. Мой незадачливый поклонник как-то сразу все понимает без слов и поспешно ретируется в противоположную сторону.

– Я смотрю, ты времени зря не теряешь? Уже на улице подбираешь себе любовников? – свирепо шипит на меня Солнцев. Я изумленно хлопаю глазами, пока он, схватив меня за руку, тащит к такси.

– Моя машина…

– Ты пьяная. За руль собралась? – рычит на меня муж, толкая в салон такси. Садится рядом, больно сжимая мое запястье. Мне кажется, что даже воздух внутри автомобиля пропитан его гневом. Я испуганно смотрю на его напряженный профиль, пока он диктует водителю адрес, и пытаюсь понять, как мы докатились до подобной черты? Что дальше? Он начнет меня бить? Или что?

– У тебя же были какие-то дела… – лепечу я, не понимая в чем опять заключается моя вина. Он поднимает на меня такой пронизывающий стальной взгляд, что я затыкаюсь и отворачиваюсь к окну.

Мы едем к дому в гробовом молчании, не считая болтающего ненавязчиво радио и раздраженных комментариев таксиста, недовольного навыками вождения других водителей. Дима делает несколько звонков в офис, отменяя встречи, а я просто пытаюсь удержаться от очередной истерики. Я боюсь своего мужа, боюсь того, что происходит между нами, а больше всего я боюсь завтрашнего дня, который может преподнести мне град новых ударов, а я еще от этих не отошла.

Мы заходим в дом, все так же не разговаривая. Он не смотрит на меня, и практически тащит меня за собой, больно дергая за руку, словно я сопротивляюсь или сама не способна идти самостоятельно. В гостиной я все-таки умудряюсь вырваться.

– С ума сошел, Солнцев? Мне же больно, – жалуюсь я, потирая запястье. – Что на тебя нашло?

Он стоит спиной ко мне у стойки бара и наливает себе воду в стакан.

– Когда ты говорила про свободный брак, это было серьезно? Ты собираешься завести себе кого-то? – не оборачиваясь, каким-то опасно-спокойным тоном спросил Дима. Я хмурюсь, чувствуя внутри глухое раздражение.

– Это все, что ты услышал, Солнцев? – снимаю шубу и бросаю ее на диван. – Я сказала про любовников тебе назло. Я так понимаю, теперь этот вопрос неактуален, потому что мы все-таки разводимся.

– Разве я сказал, что подал на развод, Маш? – еще один, по сути, бессмысленный вопрос. Как же я устала. Господи….

– Я сама могу это сделать. Хватит уже говорить со мной, как с идиоткой, Дим, – я сажусь на диван и берусь за молнию на высоких сапогах.

– Оставь. Не снимай, – он поворачивается, и смотрит на мои ноги. Потом медленно вверх и мне в глаза. Еще ничего не сказал, но я уже отрицательно качаю головой. Кривая насмешливая улыбка касается чувственных губ, он бросает на пол свое пальто. Потом пиджак, расстегивает рубашку.

Что? Мне не мерещится? Ты серьезно? После всего, что устроил мне сегодня? И я должна прыгать от радости? Пошел ты, Солнцев.

– Тебе жарко? – спрашиваю я, приподнимая одну бровь.

– Помнится, ты из штанов выпрыгивала, пытаясь привлечь мое внимание. Тебе удалось.

– Я передумала.

– Отчего же?

– Сэконд хэнд не люблю.

– Иди сюда, – он протягивает руку, расстёгивая ремень на брюках. Боже. Меня охватывает жар, но не от возбуждения. Какое там. Мне никогда в жизни не было так стыдно и неловко. Словно мы и незнакомы вовсе. Словно я впервые его вижу, мужчину, который раздевается в гостиной, пока я с ужасом смотрю на его поджарое тело.

– Это же просто нелепо! Ты меня не хочешь, – отчаянно бросаю я, вжимаясь спиной в диван.

Но Солнцев с триумфом опровергает мои слова, раздеваясь полностью. Совершенно голый возбужденный мужчина, и я в сапогах и в брючном костюме. Нет, это какой-то бред сумасшедшего. Это не я, не мой муж, не наша жизнь.

– Хватит, Дима! – кричу я.

– Я только начал. Иди сюда, или я сам подойду, – невозмутимое предупреждение или констатация факта.