— Что вы нам привезли, Скорцени?! — вскипел очень постаревший, с пепельно-серым лицом, фон Риттер. — Мы не сможем, мы не имеем права показывать солдатам нашего гарнизона такие пораженческие фильмы!

— Наоборот, — жестко молвил обер-диверсант рейха. — Я только для того и привез этот фильм, чтобы каждый из ваших людей сумел десятки раз просмотреть его и четко уяснить, что ему нечего стремиться сейчас в Германию. Что в Германии — это сущий ад, а вот Рейх-Атлантида, при всей ее временной неустроенности, это все-таки рай. И, наверное, правы атланты, запрещающие вам покидать этот Внутренний Мир. Чем скорее вы забудете о том, как выглядит мир наземный, тем легче вам будет смириться со своей судьбой рейх-атлантов.

Готт еще как-то держал себя в руках, а фон Риттер, как главный идеолог, которого здесь называли рейх-атлатным Геббельсом, был в шоке.

— Кстати, — нашел способ вывести его из этого состояния Скорцени, — что случается с теми из вас, кто все же пытается нарушить обет, данный атлантам, и покинуть Рейх-Атлантиду? Ведь были же такие попытки?

— Те, кто пытается пройти в рай атлантов, — объяснил фон Готт, — просто погибают на границе, которая нам определена. Причем причина смерти нам не ясна. Те же, кто пытается пробраться на подводную лодку и уйти вместе с ее командой, после выхода из «Базы-211», как правило, пускают в ход свое личное оружие или же сходят с ума и ведут себя так, что подводники вынуждены пристреливать их, а то и просто выбрасывают, при всплытии, за борт. То есть из этого следует, что все мы, в этом подземелье сущие, оказываемся каким-то образом меченными и за нами каким-то образом следят.

— Стреляются или сходят с ума… — вслух поразмыслил Скорцени. — Причем делают это, не видя перед собой явного врага и не чувствуя явной угрозы. Надо бы этот метод изучить.

— Но эта афера с Рейх-Атлантидой может закончиться тем, что мы все здесь постреляемся или посходим с ума! — заорал фон Риттер. — Сделайте что-нибудь, Скорцени! Проведите переговоры с этим Консулом, с их Правителем Внутреннего Мира! Вытащите нас отсюда!

Скорцени долго и молча выслушивал его, а затем совершенно спокойно спросил:

— Вы давно пользовались своим личным оружием, господин контр-адмирал?

Февраль 1939 года. Перу.

Вилла «Андское Гнездовье» в окрестностях Анданачи.

Офицер задумчиво, с явным неодобрением проследил за омовением Кодара и вернулся к доктору Микейросу. Тело Оливейры уже осматривал врач. Санитары с носилками наготове стояли неподалеку, ожидая его распоряжений, в то время как двое полицейских, держа руки на расстегнутых кобурах, осматривали местность вокруг убитого.

— Отнесите тело сеньоры в машину, — велел офицер санитарам, решив, что врач явно замешкался. Это был тот самый офицер, который наведывался в «Андское Гнездовье», выясняя подробности самоубийства «безумца», уничтожившего плиты. Микейрос сразу же узнал его.

— Она убита, — вынес, наконец, свой вердикт эскулап. — Ударами в сонную артерию и в висок.

— Чтобы определить это, не обязательно заканчивать медицинский факультет университета, — иронично заметил капитан. Медики явно не пользовались у него уважением. — Положите ее на носилки, парни, — вновь обратился к санитарам. — Вы здесь больше не нужны.

— А тот? — кивнул врач в сторону перенесенного из-за скалы «стража».

— Того мы осмотрим сами. Для него будет лучше, если он окажется мертвым. В любом случае увезет его другая машина. Акт вы подпишете потом.

— Воля ваша, сеньор капитан, — повел плечами врач. Это был средних лет мужчина, которому не первый раз приходилось выезжать на вызовы с полицией, и он давно привык к стилю работы полицейских, а главное — приучился не задавать офицерам полиции лишних вопросов.

Когда санитары начали поднимать тело Оливейры, доктор Микейрос бросился к ним, но капитан преградил ему путь.

— Не надо, сеньор Микейрос, — сказал он, еще плохо представляя, что означала эта попытка остановить санитаров. — Они — сильные ребята и знают свое дело.

— Куда они собираются ее везти?

— В больницу, — сдержанно ответил капитан, пытаясь не смотреть ему в глаза. — Как и полагается в таких случаях. Я — капитан Баррас. Вы в состоянии ответить на несколько вопросов?

Грэг промолчал. Не произнося ни слова, они проследили, как тело кладут в машину скорой помощи, которая тут же умчалась в городок.

— Итак, доктор Микейрос, вы в состоянии ответить хотя бы на два-три моих вопроса?

— Может быть, — тяжело выдохнул Микейрос. — Спрашивайте, капитан. На несколько вопросов меня еще хватит. Но лучше спросите сеньора Кодара. По-моему, он знает абсолютно все. В то время как я — почти ничего. Мне вообще трудно понять, что здесь, собственно, происходит.

— Где он?! — осмотрелся капитан.

— Как где? Вот он… — начал было Грэг, но, увидев, что у водопада рыцаря ордена космических братьев уже нет, осекся… — Очевидно, он в доме. Здесь произошла жуткая схватка, и он ужасно устал. К тому же, его чуть не покалечили.

— Позовите из дома сеньора Кодара, — приказал капитан полицейскому, приблизившемуся, чтобы доложить, что никого больше поблизости не обнаружено.

— По-моему, туда никто не входил, — заметил тот.

— Проверьте. Значит, этого сеньора убил Кодар? — кивнул капитан на «Стража Земли», которого уже фотографировал судебный эксперт.

— Нет!

— Кто же, по-вашему?

— С прискорбием извещаю, что этого вынужден был застрелить я. Кодар всего лишь дрался с ним. Но поединок складывался не в его пользу. Они дрались без оружия, используя какие-то ужасные приемы.

— Странные вещи происходят в этом мире.

— Да, странные.

— Я имею в виду, что этот убитый оказался на вашем счету.

— Так уж случилось.

— Понятно, — кивнул капитан. Но, бросив взгляд в сторону своих подчиненных, как бы между прочим добавил: — Хотя лучше было бы, если бы вы не имели к этому никакого отношения.

— Очевидно, вы правы, сеньор капитан.

— Может, стрелял еще кто-то? — уже откровенно подсказывал ему Баррас. — Кодар, например, или кто-то из его единомышленников?

— Да нет, стрелял только я.

— Винтовка висела на стене, и ею мог воспользоваться любой из ваших гостей. Понятное дело, в любом случае вас… оправдают. Надеюсь, — уже не столь уверенно заключил он. — Увидев тело жены, вы имели право на этот выстрел, но речь не только о судьях. Зачем вам накликать на себя гнев террористов, которые, конечно же, захотят отомстить за своего боевика.

— Да, сеньор капитан, это рискованно. Но стрелял только я.

Капитан потер ладонь о ладонь, зачем-то глянул на солнце, будто прикидывал, долго ли оно продержится там, на утреннем небосклоне, и, по-боксерски передернув левым плечом, выразительно развел руками.