рассказал Ферми[1202]. В 1954 году Ферми говорил, что это был Лэмб: «Как я помню, однажды днем Уиллис Лэмб вернулся в сильном возбуждении и сказал, что Бор разгласил очень важную новость»[1203]. Лэмб вспоминает, что «рассказывал об этом всем вокруг»[1204], но не помнит, говорил ли он именно Ферми. Возможно, оба они разговаривали с итальянским лауреатом с разницей в несколько часов; для него эта информация была еще более важной, чем для остальных физиков, потому что нобелевская лекция, прочитанная им всего месяц назад и еще не напечатанная, становилась теперь отчасти устаревшей и ставила его в неловкое положение. Ферми внес в ее пересмотренную редакцию всего одно примечание: «Открытие Гана и Штрассмана… делает необходимым повторное исследование всех проблем, связанных с трансурановыми элементами, так как многие из них могут оказаться продуктами расщепления урана»[1205]. Однако многие другие радиоактивные элементы, открытые им и его группой, а также совершенное им открытие медленных нейтронов все равно заслуживали Нобелевской премии.

Сцилард также надеялся поговорить с Ферми: «Я думал, что, если при распаде действительно испускаются нейтроны, это обстоятельство нужно сохранить в тайне от немцев. Поэтому я очень стремился связаться с Жолио и с Ферми, так как мне казалось, что именно эти двое скорее всего подумают о такой возможности». Он временно поселился в квартире Вигнера и еще не уехал из Принстона. «Однажды утром я проснулся и хотел выйти на улицу. Шел проливной дождь. Я сказал: “Господи, я же простужусь!” Потому что в это время, в первые годы жизни в Америке, стоило мне промокнуть, как я неизменно заболевал тяжелой простудой». Тем не менее выйти из дому ему пришлось. «Я промок и вернулся домой с высокой температурой, так что связаться с Ферми я не смог»[1206].

Несмотря на температуру, к 25 января – среде – Сцилард вернулся в Нью-Йорк, прочитал статью Гана и Штрассмана и написал Льюису Штраусу, покровительство которого в этот момент могло оказаться более важным, чем когда-либо:

Мне кажется, я должен сообщить Вам о чрезвычайно сенсационном новом событии в ядерной физике. В статье… Ган сообщает, что обнаружил разделение ядер урана при их бомбардировке нейтронами… Для среднего физика это совершенно неожиданная и потрясающая новость. Физический факультет Принстона, на котором я провел последние несколько дней, бурлит, как разворошенный муравейник.

Помимо чисто научного интереса в этом открытии может иметься еще один аспект, который, по-видимому, до сих пор не привлек к себе внимания тех, с кем я разговаривал. Во-первых, ясно, что в этой новой реакции должна высвобождаться энергия, чрезвычайно значительно превышающая то, что выделяется во всех ранее известных случаях… Уже это может открыть возможности производства ядерной энергии, но мне эта возможность не кажется очень интересной, так как… размеры вложений будут, вероятно, слишком велики, чтобы такой процесс можно было сделать целесообразным… Я вижу… возможности в другом направлении. Они могут привести к широкомасштабному производству энергии и радиоактивных элементов и, возможно, как это ни печально, атомных бомб. Это новое открытие возрождает все те надежды и страхи, которые я питал в 1934 и 1935 годах и практически оставил за последние два года. Сейчас я лежу с высокой температурой и не могу выйти из дому, но, возможно, смогу сообщить Вам больше об этих новых событиях в другой раз[1207].

В тот же день Ферми зашел в кабинет Джона Р. Даннинга, экспериментатора, работавшего в Колумбийском университете с нейтронами, и предложил ему провести эксперимент. Даннинг, его аспирант Герберт Андерсон и другие сотрудники университета построили в подвале Пьюпин-холла, расположенного в верхней части кампуса, за университетской библиотекой, современного тринадцатиэтажного высотного здания физического факультета, обращенного к центру Манхэттена, небольшой циклотрон. Циклотрон является мощным источником нейтронов; Ферми и Даннинг поговорили о возможности его использования для эксперимента, аналогичного эксперименту, который Фриш провел 13–14 января и о котором они еще не знали. Они обсудили организацию работы за обедом в преподавательском клубе университета и позже, снова вернувшись в Пьюпин-холл[1208].

Пока Ферми не было на месте, к нему в кабинет пришел Бор, хотевший сообщить ему то, что тому уже было известно. Найдя кабинет пустым, Бор спустился на лифте в подвал, в ускорительный отдел, где нашел Герберта Андерсона:

Он подошел прямо ко мне и взял меня за плечо. Бор никогда не читал нотации, он шептал на ухо. «Молодой человек, – сказал он, – позвольте мне рассказать вам об одной новой и увлекательной вещи в физике». После этого он рассказал мне о расщеплении ядра урана и о том, как естественно оно вписывается в модель жидкой капли. Я был совершенно очарован. Сам великий человек, массивный и впечатляющий, делился со мной своим восторгом, как будто ему было чрезвычайно важно, чтобы я узнал, что он хочет сказать[1209].

Бор уезжал в Вашингтон на конференцию по теоретической физике, которая должна была начаться на следующий день; он отправился на поезд, так и не повидавшись с Ферми. Как только он ушел, Андерсон разыскал итальянца, который к тому времени уже вернулся в свой кабинет. «Прежде чем я успел сказать хоть слово, – вспоминает Андерсон, – он дружелюбно улыбнулся и сказал: “Мне кажется, я знаю, о чем вы хотите мне рассказать. Давайте я объясню вам…” Должен сказать, что объяснение Ферми было даже еще более захватывающим, чем объяснение Бора»[1210].

Ферми помог Андерсону и Даннингу начать подготовку к эксперименту, который они с Даннингом обсуждали перед этим. Так совпало, что незадолго до того Андерсон собрал ионизационную камеру и линейный усилитель. «Оставалось только нанести слой урана на один из электродов и поместить его в камеру. В тот же день мы собрали всю установку на циклотроне. Но циклотрон в этот день работал плохо. Тогда я вспомнил про радон и бериллий, которые использовались в качестве источника нейтронов в предыдущих экспериментах. Это была удачная мысль»[1211]. Она, однако, пришла слишком поздно; Ферми тоже участвовал в Вашингтонской конференции, и ему пора было уезжать. Андерсон и Даннинг разошлись по домам.

Вашингтонская конференция по теоретической физике, проводившаяся в 1939 году в пятый раз, была изобретением Джорджа Гамова. Он потребовал ее учреждения в 1934 году в качестве одного из условий поступления на работу в Университет Джорджа Вашингтона. Он устроил ее по образцу ежегодных конференций, которые Бор проводил в Копенгагене; поскольку в Соединенных Штатах в то время не существовало сравнимых форумов, Вашингтонские конференции сразу стали пользоваться