— Красный брат, мы просигналили прямо всем вокруг, — заметил Лекран.

— Они знали о нашем походе — и знают, что мы здесь. Если повезет, они вышлют против нас войска.

— А если не вышлют?

— Тогда посмотрим, как они отреагируют на наше продвижение к самой Новой Кетии. Время скрытности прошло. Теперь мы вызываем врагов на бой.

Ее всегда удивляло собственное безразличие к зрелищам. Ей казались отвратительными тысячи распаленных кровожадностью голосов тех, кто пожирал взглядом картину битвы, в которой лишь очень немногие из них решились бы участвовать. Радость боя и кровопролития женщина испытывала только тогда, когда участвовала в самом сражении.

— Но, любимый, им так нравится это, — ощущая его неодобрение, виновато призналась женщина. — Мы забрали их богов, но оставили ритуалы, потому что их боги всегда очень любили кровь.

Настало время Фестиваля конца зимы, когда-то называвшегося в честь давно забытого бога, требовавшего приношения храбрых сердец, чтобы благословить поля на хороший урожай. Арену построили еще тогда, но изображения божеств и их атрибутов давно ободрали, мраморные статуи заменили изваяниями генералов и советников, вместо прежних узоров нарисовали имперский герб. Но, хотя сцена и преобразилась, представления остались прежними.

Показывать себя толпе — прискорбный долг правителей. Нельзя вечно оставаться скрытой, сегодня все хотят увидеть императрицу Эльверу во всей красе. Имя женщина выбрала сама. Из всех титулов, перепробованных за долгие века, лишь этот приносил удовлетворение и злую радость. Пусть кланяются ведьме.

Конечно, не обошлось без волнений. Внезапный роспуск Совета встревожил общество, привыкшее к стабильности и неизменности власти. Шпионская сеть женщины, организованная за несколько десятилетий до низвержения Совета и неизвестная его разведчикам, приносила слухи о недовольстве и заговорах буквально со всех концов империи. Большинство заговоров быстро разоблачили, бунтовщиков предали продолжительным публичным казням, родственников вплоть до второго колена обратили в рабство, собственность конфисковали в пользу императрицы. Но, хотя несколько тысяч злодеев и постигла подобающая им участь, каждый день появлялись известия о новых заговорах. На женщину не действовала постоянная угроза убийства, которая более слабую личность уже довела бы до паранойи. На прошлой неделе рабыня-служанка умудрилась отравить утреннюю кашу императрицы в отместку за любимого господина, преданного накануне казни Трех смертей. Храбрая, но неуклюжая попытка мести. Императрица распознала бы угрозу и без песни. Яда было слишком много, он знакомо пах, и девушка чувствовала, что заслужила жуткую кончину, и потому трепетала.

— Ты была первой в его стойле? — спросила женщина у бедняжки, стоящей на коленях с мечом арисая у горла. — Наверное, он очень сладко тебя трахал, иначе откуда такая преданность.

Девушка всхлипывала и дрожала всем телом, но все же нашла в себе силы ответить:

— Он никогда… не прикасался ко мне…

— Тогда почему?

— Он… вырастил меня… научил читать… дал имя…

— В самом деле? И что за имя?

— Л… Лиеза.

— Дать имя рабу — само по себе тяжкое преступление, а твой прежний хозяин и без того был виновен во многом, — сказала императрица, жестом отозвала арисая и велела девушке убрать завтрак. — Принеси мне новую кашу. А затем почитаешь мне утреннюю корреспонденцию.

Теперь Лиеза стояла рядом, готовая подлить вина. Она имела бледный вид, но сумела справиться с собой и не дрожала. Каждое утро после неудачного покушения рабыня приносила завтрак и читала письма, пока императрица ела. Потом девушка садилась и писала под диктовку списки тех, кого следовало казнить. У рабыни обнаружился отличный почерк.

— Я не знаю сама, отчего я пощадила ее, — чувствуя, что к его отвращению подмешивается изумление, говорит женщина. — Кажется, она напоминает мне кого-то, но не могу вспомнить, кого именно. Может, я убью ее завтра. Отдам ее на зрелища. Кинжалозубые всегда голодные.

Но сегодня нет кинжалозубых. Сегодня «Гонка за мечом». Женщина вспомнила, как отец рассказывал о происхождении этого самого популярного зрелища. В примитивные времена один из наиболее просвещенных богов — вернее, один из его наиболее просвещенных жрецов — запретил молящимся ему племенам воевать между собой. Вместо того каждый год племена слали лучших воинов на «Гонку за мечом», где и решались все споры. За последующие столетия правила развились и изменились, но сущность гонки осталась той же: посреди арены втыкали меч, две команды вставали у противоположных краев арены, на равном расстоянии от меча. По сигналу обе команды бросались за мечом, и битва начиналась, когда кто-либо клал руку на рукоять. Выигрывала команда, у которой оставалось больше людей на ногах после десятиминутного периода, измеренного песочными часами. По логике, преимущество имела завладевшая мечом команда. На практике игроки могли повернуть дело в свою пользу, обычно принося в жертву менее опытных и умелых членов команды.

Сегодня зеленые выступали против синих — две из шести команд, представлявших шесть имперских провинций. Публика больше ставила на синих, хотя игроки зеленых опытнее. Это сразу было видно по тому, как они образовали плотное защитное кольцо вокруг завладевшего мечом, вынуждая синих атаковать и дорого платить за атаки. Пара минут, и уже десятеро, шесть синих и четверо зеленых, лежат мертвыми либо искалеченными на песке. У гонщиков за мечом карьера обычно получалась краткая, но дожившим до отставки платили очень солидное вознаграждение, и потому добровольцев хватало. Гонщики были свободными людьми, пусть и очень бедными, готовыми рискнуть жизнью ради воя возбужденной толпы, непомерно и бессмысленно рискующими — но все же свободными.

— Ты удивляешься, что я здесь? — спрашивает утомленная зрелищем императрица. — Почему я не собираю армию в Новой Кетии?

Лиеза дергается. Женщина понимает, что снова заговорила вслух. Судя по тому, как застыла рабыня, та не в первый раз видит императрицу говорящей в пустоту.

Ответ любимого слаб, но, похоже, он передает именно то, что хотел, и ничего больше. Он приучается управлять снами. Он говорит, что у него еще есть время. Он ждет ее в гости.

Это так трогательно — но, увы, уже не нужно. Сука, которой ты кланяешься, хитро послала тебя впереди своего могучего флота. Увы, теперь он далеко не такой могучий. Он превратился в трупы и куски дерева.

Он сконфужен, думает, что она солгала. Но женщина знает: он может ощущать истину в ее мыслях.

— Как тебе Виратеск? — спрашивает женщина, наслаждаясь его внезапной тревогой. — Твои шпионы умело прятались, но мы заметили их. Горожане не захотели уходить, и я позволила им остаться. Милый, проверь канализацию.

Он проснулся с криком, потянулся за мечом, обычно стоящим у кровати, — и ничего не нащупал. В темноте — ничего, только оттенки черноты. Рядом лежала Лемера. Как обычно, она пришла ночью. Но они всего лишь спали рядом.