Тишина. Шокированный народ смотрел то на Виктора, то на девушку.

– Ты чё, охренел? – вырвалось неуверенно у самого крупного.

– Быстро! Клянусь, я перережу ему глотку, мне насрать, вы и не такого заслуживаете. Раздеваемся.

– И мне? – тихо спросила девушка.

– Тебе в первую очередь.

Свора малолеток вяло, нехотя начала снимать одежду. Девушка стояла неподвижно.

– На себе можно оставить обувь и трусы. Тебе, – он указал окровавленным ножом на девушку, – также можно оставить и лифчик, конечно, если ты его уже носишь.

Впервые в глазах девушки сверкнула ярость, на краткое мгновение, и тут же утонула в хладнокровном раздумье.

– Хорошо, – произнесла она, – отпусти Санька и можешь спокойно уходить. Пацаны тебя пальцем не тронут, обещаю.

Непонятно почему, благодаря каким умозаключениям, Виктор поверил ей. Бросил нож, подобрал свой пакет и как можно скорее пошёл прочь. Парень с порезанной шеей опустился задницей на снег, прикоснулся к ране и громко пискнул:

– Су-ука!

– Не трогай руками, – приказала девушка и достала белый платок. – Дайте водки. Быстрее!

Она отхлебнула из бутылки, после обильно смочила платок, принялась обрабатывать неглубокую и неопасную рану, присев рядом на корточки. Было непонятно, куда торопится девушка.

Несколько человек ринулись догонять обидчика. Альбина даже не попыталась их остановить, это сделали другие. Она закончила с Саньком и поднялась во весь свой невысокий рост. Шайка смотрела на предводительницу с трепетом и нетерпением. Ждали, что предпримет Альбина. Многие испытывали досаду и недовольство, мол, нельзя было отпускать обидчика, другие смирились и считали, что Альбина поступила единственно правильно. Объединяло их одно – беззаветная преданность авторитету девушки.

– Да, он не собирался убивать Саню, он и порезал-то его случайно. Я видела это. Можно было рискнуть, но согласитесь: слишком велика цена – жизнь нашего брата.

Санёк жестом поблагодарил девушку. Он старался не говорить, больше от испуга, а не из-за боли.

– По сути, случайно он мог и убить, – спешила договорить Альбина. – Всё-таки как всё просчитал, урод. Пока бы мы одевались, он бы уже далеко унёс свои лапы, и ищи потом ветра в поле. Кто помнит, что я пообещала?

– Ты сказала, что мы его не тронем…

– И мы знаем – Альбина отвечает за свой базар.

– Разве я сказала «мы»? Я сказала «пацаны», – она впервые за вечер улыбнулась. – А я вроде бы как-то, где-то девка, но, по крайней мере, точно не пацан.

Она подошла к тому месту, где Виктор бросил нож, подняла его.

– Сегодня ночью я принесу вам его голову.

Зашумели, недоверчиво зашептались, самый большой решил высказать общее сомнение:

– Но как, Альбина, даю сто в гору, что этот козлина уже ушёл очень далеко…

– Скорее всего, ты прав, Кабан, но мне почему-то кажется, что овечка где-то увязла…

Пробираясь через лабиринты переулков, Виктор радовался тому, что удачно выпутался. До проспекта оставались считанные кварталы, а там недалеко до дома. Он не переставал оборачиваться, и, к своему счастью, никого позади не замечал.

Мимо проехал милицейский «бобик» и в пятидесяти метрах затормозил. Из машины вышли два милиционера, один остался за рулём. Обратились к Виктору.

– Ты кто такой, почему здесь ходишь? – как-то недружелюбно спросил молодой служитель правопорядка.

Мужчина не сразу понял вопрос: чего, собственно, от него хотят?

– Документы при себе имеются, паспорт, удостоверение личности? – уточнил сержант.

– Я обычно не беру с собой документы, когда выхожу в магазин, – ответил Виктор и обратил внимание: на поясе сержанта висела увесистая дубинка.

– Ты где живёшь, кретин! В Москве сейчас без паспорта и срать нельзя садиться, – горячился молодой мент. – Где живёшь?

– На Садовой.

– А что, в вашем районе нет магазинов, почему так далеко забрёл?

– Нужно было зайти к другу.

– Фамилия друга?

Ну, хлебом не корми родную милицию, позволь только позадавать вопросы. Из машины донеслись звуки работающей рации, шофёр открыл дверь и сказал, что нужно ехать, срочно вызывают в участок, и вообще, в конце концов, он замёрз.

– Мужики, к чему этот цирк, – начал Виктор, – я вполне законопослушный гражданин. Безобидный ветеринар, работаю в зоопарке. Завтра утром можете позвонить выяснить, фамилия моя…

– Что в сумке? – перебил сержант.

Виктор показательно раскрыл пакет. Свет от фонаря упал на его правую руку, и милиционеры увидели на пальцах застывшую кровь.

Оп-па. Попал.

– Чья кровь?

Собрался было поведать правду, но, посчитав это бессмысленным, решил, что лучше будет соврать.

– Да у друга пудель… соседская собака потрепала, овчарка. Обрабатывал раны, не заметил, как выпачкался.

Почти правдоподобно, если не учитывать то, что любой врач-ветеринар, перед тем как приступить к работе, и уж тем более после, тщательно вымывает руки с мылом. Но защитники общественного правопорядка не обратили на его объяснение ни малейшего внимания.

– Ладно, Вадим, кончай с ним, и поехали, – сказал сержант, повернулся и пошёл к машине.

Чего?! Кончай с ним? Как это понимать?!

Виктор не успел возмутиться вслух. На его голову опустилась тяжёлая милицейская дубинка, в глазах ярко вспыхнуло. Вокруг всё поплыло, теряя свою резкость, покрытый ледяной коркой асфальт резко подпрыгнул и больно ударил в лицо. Не ощущая боли от последующих ударов дубинкой по спине и животу, ветеринар растворился в густом чёрном снегопаде.

Обыскав карманы, молодой милиционер забрал деньги.

– Что с сумкой делать? – спросил он у наблюдающего из машины сержанта.

– Что в ней?

Мент освободил ручки пакета из цепких пальцев Виктора, заглянул внутрь.

– Колбаса ливерная, молоко, хлеб, ещё какая-то херня.

– Бери, конечно, – обрадовался старший, – закусывать мы чем сегодня будем?

«Бобик» надрывно тронулся. Сержант задумчиво смотрел на дорогу. Откусив приличный кусок колбасы, он многозначительно сказал:

– А всё же интересно, что это за кровь у него была на пальцах…

Если бы затаившаяся в стенном проёме Альбина слышала его вопрос, то всё равно бы не ответила, у неё сейчас есть другое, более важное занятие.

Нельзя, категорически непозволительно долго лежать на холодной земле в тридцатиградусный мороз. Максимум сорок минут – и прощайте пальцы ног и рук. Виктор, как человек близкий к медицине, прекрасно знал об этом. Ещё он понимал, что если до утра его никто не поднимет, то с первыми лучами солнца он отправится не домой, а в морг. Поэтому мозг Виктора усиленно боролся за сознание, находившееся в глубокой отключке, собирая его по капле, выдавливая из тайных резервов организма, добывая просто-таки ниоткуда. Нужно, нужно сейчас прийти в себя и подняться, чтобы выжить…