Но больше всего прочего — больше таинств власти над временем, пространством и волей — мне хотелось знать, почему. Почему отец защитил меня? Только выполняя долг слова, данного своей любимой, или же... Нет, не позволю себе ТАК думать, ошибка в решении этой задачки приведёт к слишком печальным последствиям. Лучше займусь другой. Например...

— Ты всё равно не сможешь напасть! — огрызнулся побеждённый, но не сдавшийся пришелец. — Твоё оружие служит лишь для защиты!

— И служит великолепно, не находишь? А большего мне и не нужно, если могу защитить свою семью от любой угрозы.

— Самая страшная угроза — это твоё отродье! И от него ты не защитишься ничем!

— А надо ли? — усомнился мой отец. — Магрит была совершенно права: Джерон никогда не нападает первым.

— В отличие от твоей дочери, — вставил Ксо.

— Моя дочь неспособна даже на...

— Зато замечательно строит пустотные сферы.

Моррон резко повернулся к племяннику:

— Что я слышу? В мир снова вернулось запрещённое знание? Но для чего Шеррит понадобилось прикасаться к... этой грязи? Неужели не было иного средства? Кого она уничтожила?

— Попробовала уничтожить, — поправил Ксаррон. — Без успеха, к счастью.

— Но твои слова означают...

— Она пыталась убить дракона.

— Моя малышка?! Ложь!

— Спроси у неё сам, Скелли. Ловушка была расставлена и захлопнута, и если бы всё свершилось, как задумано, мы бы ничего не узнали. Только твоей дочери не повезло, не на того напала.

— Ксо, прекрати ходить кругами! — рявкнул мой отец. — Кто должен был умереть?!

— Джер. И Эл, раз уж попался под ноги.

Моррон застыл на долгий вдох, потом начал медленно сжимать правую ладонь. В кулак? Ох, не хотелось бы! Если щелчок приводит к столь впечатляющим последствиям, что случится, если все пальцы соберутся вместе?

— Это неправда! — Глухая глубина голоса Скелрона опасно приблизилась к визгу. — Я доберусь до каждого из лжецов и...

— Папа!

Она стояла чуть в стороне, словно вошла не через парадный вход, а со двора. Позвоночник выпрямлен, как спица, и, верно, столь же безжалостно пронизывает спину, потому что черты лица Шеррит мелко подрагивают, словно от боли, кипящей где-то в глубине плоти. Чёрные волосы распущены и тяжёлыми волнами стекают по плечам вниз, заканчиваясь только у талии пронзительно-белого платья, туго стянутой узорным поясом. Более из украшений на девушке нет ничего.

— Это правда, папа.

— Шерри, драгоценная моя...

— Я пыталась его убить.

— Но зачем?! Почему?! — Отец несостоявшейся убийцы самым первым из присутствующих задал волнующий меня вопрос.

И ответ приходит, медленно, но уверенно покидая бледные прикушенные губы:

— Мне стало страшно.

Стало. И продолжает быть. Я вижу в её взгляде то, что мешает мне дышать. Страх. Необъятный, как бездна. Неужели я настолько ужасен? Лучше бы был ненавистен...

Всё, последняя подробность выяснена. Больше не о чем спрашивать и не на что надеяться. Остаётся лишь одно: тихо уйти, освободив от своей близости ту, которая... Будет вечно меня бояться. И теперь ещё больше, чем раньше, потому что видела бессилие передо мной самого разрушительного из известного драконам орудий убийства.

Пресветлая Владычица, ну за что?! В чём я виноват? Почему страх поселился именно в тех глазах, где мне хотелось бы найти...

— Любовь?

Кошка, сонно распластавшаяся по постели, служит уютным ложем подростку, в незапамятные времена нарочно заблудившемуся между детством и юностью. Светлые косички снова торчат в разные стороны и торчат криво, словно их хозяйка меньше всего времени и желания уделяет своему виду. Тоненький палец задумчиво рисует на пушистых, мерно вздымающихся боках, неразборчивые узоры.

— Зачем ты пришла?

— Разве нужен повод, чтобы заглянуть к старому приятелю?

Вернее, к старой игрушке. Конечно, повод не нужен. Но я слишком привык к тому, что меня не тревожат попусту — всё время требуется участие в разных сомнительных и странных событиях.

— Попробую поверить.

— Да уж приложи хоть немножко усилий!

Куда они спрятали мою одежду? Ага, нашёл! И даже почистили и постирали... Надо будет сказать «спасибо» тем из мьюри, что снизошли до забот обо мне. Непременно надо сказать. И скажу. Но уже перед самым уходом.

— Чем-то расстроен?

— Нет.

— А почему никак не можешь попасть ногой в штанину?

Ей не нужно знать. Почему? Она и так знает. А если старается вызвать меня на разговор, сегодня, в первый раз за прошедшую Вечность, потерпит неудачу. Мне сейчас нужно думать, а не сорить словами:

— Всё так, как и должно быть.

— Ага!

Она перевернулась на спину, сползла с кошки и погрузила босые ступни в ворс ковра.

По весне стает лёд,

Осень плод принесёт,

Заберёт старый год

Ночь в запас, день в расход.

Шалый бег вольных вод

Судьбы вместе сольёт

Там, куда заведёт

От ворот поворот...

Где она раздобыла эту песенку? Уж не подслушивала же под дверьми какого-нибудь сельского домишки? А впрочем, всё равно. Вроде собрал, что нужно, остальное приложится... Пора.

— Я хочу побыть один, Эна.

— Твоё желание — закон для меня!

Пресветлая Владычица отвесила шутливый поклон, выпрямилась, повернулась и зашагала прочь, остановившись лишь на короткий вдох, чтобы добавить:

— Но не для мира.