— У меня, — продолжал Форестер, — нет здесь проекционной аппаратуры, так что пока вам придется поверить мне на слово. Потом, если вы приедете ко мне в Нью-Йорк, я вам — и вашей жене, если ее нервы способны это выдержать — все продемонстрирую, конечно…

— Что с Элен? — прервал Себастьян физика. — Она действительно… оборотень?

— Глупости! — возмутился Форестер. — Вам же Фиона сказала: ваша дочь совершенно нормальная в физическом отношении девочка. И хватит о медицине, я физик, и говорить мы будем о физике. Так вот, у меня были четыре группы изображений, полученных с частотой шестьдесят тысяч кадров в секунду. Первая группа: двадцать два часа тринадцать минут и девять секунд, продолжительность пятьсот тридцать микросекунд, всего тридцать два кадра. Второй сет: семь часов двадцать шесть минут и…

— Не надо подробностей, — взмолился Себастьян. — Минуты, секунды… Что получилось?

— Это очень важно! Я хочу, чтобы вы поняли: камера включалась четырежды, причем в разное время суток, это значит, что феномен не зависит от того, спит ваша дочь или нет, находится ли она в плохом настроении или хорошем… Впрочем, это еще нуждается в уточнении, но по первому впечатлению нет зависимости между физическим или душевным состоянием девочки и происходящими с ней явлениями. Это подтверждается и вашими рассказами о том, что вы видели сами.

«Он никогда не подберется к сути, — думал Себастьян. — То ли сам ничего не понял, то ли боится говорить. Как врач, который не хочет быть первым, кто сообщит больному, что у него рак».

— Перейдем к первой группе, — продолжал Форестер. — На первом кадре видно, как девочка стоит с поднятой рукой. Между рукой и головой появляется яркое сияние бело-голубого оттенка, что и привело к включению камеры, глаз не успевает фиксировать, потому что вспышка продолжается чуть больше двух стотысячных секунды, на следующем кадре вспышки нет, но нет и девочки, а вместо нее камера показывает…

— Оборотень! — выдохнул Себастьян, представляя себе, как…

— Дался вам оборотень, — с досадой сказал физик. — Перестаньте об этом думать! Следующий кадр показал женщину лет сорока, рост пять футов четыре дюйма, волосы русые, нос прямой… Да вы и сами увидите, когда приедете в мою лабораторию в университете. Я не успел провести достаточно надежного сравнения, это лучше бы сделать вам самому или вашей жене, если она, конечно, окажется в состоянии… В общем, мне кажется, что женщина в кадре — это ваша Элен. Такая, какой она будет лет через тридцать пять — сорок. Кстати, странная одежда. Брюки, но сейчас таких не носят, да и раньше…

— Вы хотите сказать…

— Погодите! Женщина видна всего на двух кадрах, потом она исчезает, и на семи кадрах не видно вообще ничего… То есть ничего, кроме комнаты и предметов на заднем плане. Если еще несколько миллисекунд ничего бы не происходило, то камера выключилась бы. Но десятый кадр показал Элен точно в той же позе, что на кадре номер один, что естественно, поскольку десять кадров — это меньше двух десятитысячных секунды, Элен даже пошевелиться не успела…

— Вы хотите сказать, что эта женщина…

— Вы можете дослушать, Себастьян? Вторая серия кадров появилась спустя три часа и сорок восемь минут. Это вечер, девочка играла в своей комнате, ваша жена была с ней. Насколько я понял, они играли в мяч, и поэтому ваша жена наверняка внимательно следила за действиями Элен. Но, судя по всему, ничего странного не заметила. Так?

— Наверно, — согласился Себастьян. — У нас с Памелой в последние дни отношения очень… я бы сказал… напряженные. Но если бы что-то случилось с Элен, я думаю, что…

— Хорошо, — прервал Форестер. — Вторая серия — это шестнадцать кадров, общая длительность меньше трех десятых миллисекунды. Гораздо ниже порога человеческого восприятия. Там было два… скажем так, явления. Сначала — на первом кадре — яркая вспышка. На втором кадре — некое… м-м… знаете, старина, я не возьмусь, пожалуй, описать это существо словами… Будете у меня — увидите.

— Вы могли бы сделать отпечатки, разве нет? — мрачно поинтересовался Себастьян. — И не нужно было бы долго объяснять…

— Я не успел, — виновато развел руками Форестер. — Понимаете, Себастьян, это сверхскоростная съемка, каждый кадр нуждается в компьютерной обработке, его так просто не напечатаешь… То есть напечатать не проблема, проблема что-то потом на фотографии разглядеть. Я все, конечно, сделаю, но требуется время… Вас не интересует, что…

— Интересует! — воскликнул Себастьян. — На самом деле меня ничто на свете не интересует больше, чем эти ваши фотографии! Но я хочу видеть сам, а вы так долго и, извините, нудно описываете, что…

— Понял, — улыбнулся Форестер. — Я все время забываю, что вы не физик и вам эти числовые данные… Короче: во второй серии снимков Элен сначала обратилась в некое животное… извините, Себастьян… почему-то в одежде, что странно. Похоже на стоящего на двух лапах тапира. Очень отдаленно, впрочем… Я просто не знаю, есть ли на самом деле такие животные…

— Годзилла, — сказал Себастьян.

— Годзилла? — поднял брови Форестер. — М-м… Пожалуй. Да, похоже. На третьей серии — это утром следующего дня, девочка пришла в свою комнату за игрушками, — половину миллисекунды в кадре был мужчина лет двадцати пяти, очень, кстати, похожий на Элен, я бы даже сказал, что это мог быть ее старший брат… Если бы не одежда. Это, знаете… Так одевались при дворе короля Георга. Может, во времена Виктории, я слаб в исторических деталях. Но вы меня поняли, это примерно конец девятнадцатого века… И в четвертой серии получилось дважды. Четвертая серия — это в половине второго, видимо, когда ваша жена, погуляв с девочкой, привела ее домой. Сначала все та же женщина, что была в первой группе кадров. И практически сразу — интервал около одной шестидесятитысячной секунды — странный предмет, похожий на металлическую бочку высотой фута четыре. Треть миллисекунды — и все. В том смысле, что больше ничего подобного не было, камера фиксировала…

— Ради бога, — взмолился Себастьян. — Что это значит? Вы говорите, что Элен не оборотень…

— Обычная девочка, — кивнул физик.

— Обычная!

— Конечно. Меня скорее — как физика — смущает то обстоятельство, что во время каждого из этих… м-м… превращений не было звуковых эффектов. Вспышка света, которую глаз не успевает заметить, — это да. Но должно быть… ну, что-то вроде хлопка: предмет некоторого объема в течение доли миллисекунды замещается предметом большего или меньшего объема, и воздух в комнате должен или сжаться, освобождая место, или расшириться, заполняя возникшую пустоту. Хлопок. Может, так и было, и звук просто не успевал восприниматься сознанием — сознанием вашей жены, я имею в виду, ведь она в двух случаях из четырех тоже была в комнате рядом с девочкой. И ничего не только не видела, но и не слышала.

— Ничего не видела, — повторил Себастьян. — Вы сами сказали: превращение…

— Ни в кого ваша дочь не превращалась! — воскликнул Форестер. — И превращаться не могла, мы с вами не в сказке живем, а в Соединенных Штатах в начале двадцать первого века.