Маркиз, не сделавший ни одного замечания по только что выслушанному признанию Николы ди Зампари, спросил Скедони, что означает его заявление о каком-то сообщении, непосредственно касающемся маркиза. Скедони справился, есть ли здесь тот, кто должен официально записать то, что он сейчас скажет. Им оказался инквизитор, который сопровождал отца Николу. Тогда Скедони справился, есть ли те, кто может стать свидетелями. Эту роль взяли на себя два офицера стражи.

Скедони заметно успокоился.

Послали за светильником для секретаря, который должен был все записать, а пока внесли факел, взяв его у охранника за дверью. Пламя его хорошо осветило камеру, позволяя Скедони увидеть всех присутствующих. Глядя на изможденное лицо Скедони, Винченцо вдруг понял, что за спиной этого человека стоит смерть.

Все были готовы, однако Скедони продолжал лежать, закрыв глаза. Наконец он открыл их и невероятным усилием воли заставил себя подняться и сесть, чтобы сделать последние признания. Не останавливаясь, он рассказал обо всем, что было им предпринято против Винченцо, и закончил официальным признанием, что, оговорив его, передал в руки инквизиции. Его обвинение Винченцо ди Вивальди в ереси было ложным.

Винченцо не был удивлен этим, ибо давно подозревал, кто повинен во всех его злоключениях. Новым теперь было лишь то, что он более не обвинялся в похищении монахини. Следовательно, у инквизиции против Эллены не было никаких обвинений. Он решил потребовать у Скедони объяснений, и тот признался, что люди, увезшие Эллену, не имели никакого отношения к инквизиции. Обвинение в похищении монахини было ложным. Он прибег к нему для того, чтобы священник церкви Святого Себастьяна не смог воспротивиться аресту Эллены.

Тогда удивленный юноша задал ему один вопрос: стоило ли прибегать к столь опасной лжи, если Скедони, как отец девушки, мог просто собственной властью увезти ее? Скедони признался, что не знал тогда, что Эллена его дочь. На вопросы о дальнейшей судьбе Эллены, куда ее увезли и как Скедони узнал, что она его дочь, он ничего не ответил. Было видно, что силы его иссякли.

Признание Скедони было должным образом подписало инквизитором и свидетелями. Таким образом, невиновность Винченцо была доказана. Его спасителем стал тот, кто предал его. Но радости в душе Винченцо не было. Его возлюбленная — дочь злодея, которого он сам в какой-то мере изобличил и обрек на смерть. Лелея хрупкую надежду на то, что все это может быть ошибкой, Эллена не может быть дочерью этого человека, Винченцо решил потребовать от Скедони доказательств.

Однако маркиз решительно воспрепятствовал дальнейшим расспросам при многочисленных свидетелях и заявил, что намерен немедленно уйти.

— Мое присутствие здесь не требуется, — добавил он. — Заключенный подтвердил невиновность моего сына, и это все, что мне было нужно. За это я готов простить ему все то зло, что он причинил моей семье. Документ с его признанием у вас в руках, святой отец, — обратился он к инквизитору, — и вам остается только передать его судьям священной инквизиции. Мой сын должен быть немедленно освобожден. Но прежде я должен получить копию этого документа, должным образом подписанную свидетелями.

Пока маркиз ждал, когда будет готова копия, — а он объявил, что не покинет камеру, пока не получит ее, — Винченцо, вопреки запрету отца, продолжал расспрашивать Скедони об Эллене и ее семье. Священник, вынужденный отвечать, тщательно избегал всего, что касалось их с маркизой совместных планов в отношении Эллены. Однако ему пришлось рассказать историю с медальоном, который и открыл ему, что Эллена его дочь.

Стоявший поодаль Никола ди Зампари прислушивался к их разговору и недобро поглядывал на Скедони. Он снова низко надвинул на лоб капюшон, что напомнило Винченцо о встрече с ним на развалинах крепости Палуцци. Он более не сомневался, что этот человек был способен на все злодеяния, в которых обвинил Скедони. Вспомнилась вдруг окровавленная одежда в подземелье крепости, где его и Паоло заставили провести ночь, внезапная смерть синьоры Бианки и странная осведомленность о ней монаха, предупредившего его не ходить на виллу. Винченцо наконец решил получить ответ, как и отчего умерла бедная синьора Бианки. Осужденному на смерть Скедони теперь нечего хранить эту тайну. Задавая ему этот вопрос, Винченцо не сводил глаз с отца Николы, но тот отнесся к этому совершенно равнодушно, лишь еще ниже опустил на лоб капюшон.

К удивлению Винченцо, Скедони самым решительным образом отрицал свою причастность к смерти синьоры Бианки. Более того, он даже не знал, что она умерла. Но это не убедило Винченцо, и он спросил, каким образом об этом узнал отец Никола и предупредил его не ходить на виллу.

Скедони на мгновение задумался.

— Полагаю, — сказал он, — это было всего лишь предупреждение не посещать виллу Алтиери. Всего лишь совет.

— Видимо, синьор, вы никогда не были влюблены! — горячо возразил юноша. — Иначе бы знали, сколь бесполезно давать такие советы влюбленным, особенно если это делает случайный незнакомец.

— Я полагал, — тихим голосом промолвил Скедони, — что совет постороннего окажет на вас большее воздействие, особенно если он дан в столь таинственной и необычной обстановке. На людей вашего склада это должно было произвести впечатление. Я решил воспользоваться этой особенностью вашего характера, вернее, вашей главной слабостью.

— Какой именно? — встревоженно воскликнул юноша и почувствовал, что краснеет.

— Излишней впечатлительностью, способной сделать вас рабом суеверий.

— Суеверий? И вы, монах, называете суеверия слабостью! — Винченцо был ошеломлен. — Где и когда я выдал себя перед вами в этом отношении?

— Разве вы забыли нашу беседу о призраках крепости Палуцци? — напомнил Скедони.

Винченцо поразил тон, каким это было сказано, и он с любопытством пристально посмотрел ему прямо в глаза и, медленно произнося слова, переспросил:

— Нет, я хорошо помню наш разговор, но не помню, чтобы я говорил вам что-то, что позволило вам прийти к такому странному заключению.

— Да, все, что вы говорили, было разумным, — согласился Скедони, — но ваша горячность, сила воображения выдали вас. А способно ли воображение прислушиваться к голосу разума или доверять фактам? Нет, оно не склонно ограничиваться скромными реалиями жизни, оно устремляется ввысь, жаждет простора, ждет чудес!

Краска снова залила лицо бедного юноши, который не мог не признать справедливости этих слов. Он был удивлен тем, что Скедони так точно угадал склад его ума, склонность к догадкам и преувеличениям вместо возвышенности и трезвого разума в оценке того случая, на который Скедони ссылался сейчас.

— В чем-то я согласен с вами, — вынужден был признать Винченцо. — Но я хочу поговорить о вещах менее абстрактных, к которым мои фантазии не имеют никакого отношения. Я говорю об окровавленной монашеской одежде, которую я нашел в подземелье крепости Палуцци. Чья она? Что случилось с тем, кому она принадлежала?

На лице Скедони появилось выражение полного недоумения.