class="p1">«Сколько в этом мире красоты! — расчувствовавшись, подумала она. — Если б только Жюстен был сейчас со мной и тоже это увидел! Господи, даже если ты порицаешь нашу любовь, даже если мы тяжко согрешили, защити нас! Даруй прощение! Ведь мы любим друг друга!»

После этой краткой молитвы она поднесла к губам крестильный медальон матери, с которым не расставалась. Желание это сделать пришло спонтанно. Обычно Элизабет попросту прикасалась к медальону через одежду.

Мужчина, стоящий неподалеку, содрогнулся всем своим худощавым телом, знавшим и холод, и голод. Он заметил мимолетный блеск золота и подошел к замечтавшейся посреди улицы элегантной молодой даме.

— О нет! — вскрикнула Элизабет, узнав изуродованное лицо бродяги, которого так боялась.

Он протянул руку, грязную и тощую, ухватил ею золотую цепочку и резко дернул. Цепочка порвалась. Сжав добычу в кулаке, мужчина устремил на Элизабет свой жадный взгляд, в котором не было ни намека на доброту.

— Пожалуйста, не забирайте медальон! — слабым голосом взмолилась молодая женщина. — Отдайте! У меня есть деньги. Я дам вам денег!

Бродяга отодвинулся от нее, как если бы ничего не услышал, и, расталкивая растерявшихся очевидцев, убежал. Опомнившись, какой-то посыльный с корзиной в руках стал громко звать полицию. Постовой, оказывается, стоял неподалеку, возле витрины шляпного магазина.

Он прибежал, увидел Элизабет в слезах, но тут со всех сторон стали кричать, указывая, в какую сторону убежал грабитель, и он бросился вдогонку.

Пожилые супруги, которые все видели, стали утешать Элизабет.

— Это был медальон моей мамы, единственное, что осталось мне на память о ней, — объяснила молодая женщина, все еще нервно вздрагивая.

— Бедное дитя! — причитала пожилая дама. — Какой стыд! Ограбили среди бела дня!

— Могло кончиться куда хуже, — кивая, заметил ее муж. — Хорошо, что не ударил вас, что вы целы.

— Лучше бы ударил, — отвечала Элизабет. — У меня сердце кровью обливается. Лучше б сумочку отнял!

— Прошу, успокойтесь! — уговаривал ее мужчина.

Элизабет, у которой ноги были как ватные, все же попыталась отойти в сторону, чтобы их не слушать. Но у нее внезапно тисками сжало горло, голова закружилась, и, сделав неверный шаг, она медленно осела на тротуар, как цветок, надломленный, а потом и сбитый порывом шквального ветра.

Дакота-билдинг, через два часа

Норма заботливо подоткнула одеяло, потом легонько положила руку на лоб Элизабет, которая неподвижно лежала на постели. Мейбл перевела на нее встревоженный взгляд.

— Жара нет, мэм, — сказала домоправительница.

— Господи, сколько раз я ей говорила: не ходи одна по городу, особенно вечером! Норма, я так испугалась, когда незнакомый голос по телефону сказал, что Элизабет лишилась чувств посреди улицы!

— Прости меня, ма, — проговорила Элизабет, открывая глаза. — Я ненадолго отключилась, да?

— Ты спала буквально минут пятнадцать, милая. Эдвард укладывает Антонэна, мальчик места себе не находит. Хочет к тебе — поцеловать, потому что ты заболела.

— Он поужинал, и я переодела его в пижамку, — подхватила Норма.

Элизабет с нежностью посмотрела на высокую молодую женщину с энергичным лицом, в которой обрела подругу, потом повернулась к Мейбл, чье лицо выражало непреходящую любовь заботливой матери. С копной рыжих кудряшек, все еще очень миловидная, несмотря на лучики морщинок у глаз, она была и верной опорой, и тихой гаванью.

— Теперь только ты у меня и осталась, ма, — посетовала молодая женщина. — Тот бродяга еще раз убил Катрин Дюкен! Мою милую мамочку, упокоившуюся на дне океана. Если у меня будет дочка, назову ее Катрин!

— Конечно, милая. Это очень красивое имя, — отозвалась Мейбл, чуть не плача. — Лисбет, ты еще не оправилась от потрясения, и тебе лучше отдохнуть. Завтра утром сама увидишь, какая у тебя на шее красная отметина. Тот, кто на тебя напал, — просто чудовище!

Норма тихонько удалилась. Чувство такта ее никогда не подводило. Однако она оказалась недостаточно проворна, чтобы удержать Антонэна. Мальчик оттолкнул ее и ворвался в комнату.

— Мамочка! — крикнул он.

Элизабет быстро села на постели. Приняла ребенка в объятия, прижала к себе. Антонэн с ногами влез на кровать, целуя, куда достанет.

— Дедушка не хочет, чтобы ты теперь гуляла вечером, — серьезным тоном заявил он. — И я не хочу! Ты вела себя плохо, мамочка.

— Твоя правда, мое сокровище, — согласилась та.

Вошел Эдвард Вулворт. И замер, любуясь чудесной картиной, которую являли его драгоценная Лисбет с Антонэном.

— Благодарение Богу, вы все со мной, дома! — Голос у него был усталый. — И ты выглядишь намного лучше, Лисбет.

После звонка некоего коммерсанта, торговца шляпами, он отправился ее забирать на автомобиле. Этот человек, его продавщица и приказчик перенесли полубесчувственную Элизабет с улицы в магазин и усадили в кресло. Напоили сладким чаем, промокнули лоб и виски платочком, смоченным одеколоном.

Молодая женщина быстро пришла в чувство и даже смогла продиктовать любезному шляпнику номер телефона Вулвортов.

— Когда я приехал в бутик, ты все еще дрожала, милая, — вздохнув, произнес Эдвард. — Видела бы ты нашу дочь в тот момент, Мейбл! Бледная — смотреть страшно!

— Может, тот постовой все-таки поймал воришку? — предположила Мейбл. — Съезди туда завтра, Эдвард. Лисбет так расстроилась! Говорит, что тот бандит второй раз убил Катрин.

Антонэн ловил каждое слово разговора взрослых. До сих пор он не знал, что бывают «бандиты» и «воришки». Насколько ему позволяло разумение пятилетнего ребенка, он подвел итог этой драмы:

— Из-за гадкого дядьки ты упала без сознания, мамочка. Я его найду и накажу!

— Не надо было при тебе об этом упоминать, мой хороший, — отвечала ему Элизабет по-французски. — Хочешь спать со мной? Ты уже даже переодет. Полезай под одеяло! А я немного поговорю с дедушкой и бабушкой и приду!

Мальчик очень обрадовался: Элизабет баловала его этим нечасто, только когда он очень-очень просил. Мейбл, а потом и Эдвард поцеловали его в лобик и вышли. Элизабет включила маленькую настольную лампу вместо ночника.

— Не думай больше про злого дядьку, — шепнула она сыну на ушко. — К нам он никогда не придет! Спи, мой ангел.

— Уже сплю, — зевая, пробормотал ребенок.

Молодая мать на цыпочках вышла из комнаты. Ощущение жжения в области шеи напоминало о неприятном инциденте, жертвой которого она стала.

«Случайность ли, что мы с ним постоянно сталкиваемся? — спросила она себя. — Или он следит за мной? Интуиция подсказывает, что так оно и есть. А что было бы, окажись я на безлюдной улице?»

Думать об этом было неприятно, даже страшно. Родителей она нашла в столовой. Они встретили ее улыбками. Элизабет выглядела сейчас совсем юной, хрупкой, в розовом пеньюаре и с распущенными каштановыми волосами. Она присела к столу. Норма подала салат из томатов и сваренные вкрутую