Филиппа Ивановича Голикова назначили на эту должность, потому что в самом начале Великой Отечественной войны он возглавлял советскую военную миссию в Англии и США, где вел переговоры о военных поставках для Советского Союза. С тех пор прошло не очень много времени. Контакты остались, и в новом назначении был определенный смысл. А между этими назначениями он командовал армиями и фронтами до апреля 1943 года, когда являлся начальником Главного управления кадров. Может, Голиков и боялся немцев, как сообщал Н.С. Хрущев, однако к ним не перебежал и в плен не попал.

Константин Дмитриевич Голубев действительно был у Голикова сначала заместителем, а потом и 1-м заместителем после тяжелого ранения, полученного в боях под Витебском в мае 1944 года. Генерал-лейтенант Голубев командовал тогда войсками 43-й армии. За свою службу этот военачальник, прошедший не одну войну, начиная с Первой мировой — офицером, прошел все командные должности, в 1926 году окончил Академию им. Фрунзе, а в 1938 году — Академию Генштаба. Он же командовал армией в оборонительных операциях на белостокском направлении, в Смоленском сражении. Выходил из окружения во главе небольшого отряда, а не один с походно-полевой женой, как Власов. Голубев умело руководил войсками армии при прорыве обороны противника и овладении городами Ярцево, Демидов и другими населенными пунктами.

Как происходила процедура регистрации, сбора советских граждан для их возвращения на родину и фильтрация, написано немало, особенно на Западе. Однако мне удалось найти воспоминания именно советских людей из числа военнопленных. Они писали «в стол», поэтому не верить им невозможно.

Юрий Владимирович Владимиров вспоминал: «Двое вооруженных часовых пропустили нас в городок, объяснив, где располагаются пункты регистрации, соответственно — для тех, кто имел военное звание не выше старшины, и для офицеров. После регистрации всем предоставлялось место для проживания в военном же городке, но офицерам — отдельно от рядовых.

Пришли в предназначенный для нас пункт регистрации и с удивлением узнали, что рядовых военнопленных будут регистрировать и содержать в дальнейшем месте с гражданскими лицами. Однако гражданских лиц мужского пола в возрасте от 18 до 60 лет, которых регистрировали и включали в одну и ту же компанию вместе с военнопленными, оказалось очень мало.

Итак, мы пришли на регистрационный пункт и получили там для заполнения соответствующий бланк, на котором написали основные сведения о себе: фамилию, имя, отчество; дату и место рождения, время призыва в армию; род и номер воинской части, в которой воевал; военное звание; дату, место и обстоятельства пленения; номер и место нахождения лагеря, где содержался; дату и место освобождения из плена; кем и каким образом освобожден и т.д. Затем в соседней комнате нам выдали талоны для ежедневного пищевого довольствия, а также обеда и ужина в столовой на территории военного городка.

Столовая была очень большой и практически неограниченно снабжалась мясом — в военном городке имелась бойня, куда красноармейцы ежедневно пригоняли из дворов местных крестьян коров, которых с ходу превращали в мясо. Поэтому после прохождения регистрации мы вдоволь поели очень вкусный мясной суп и гуляш с вермишелью. В этой же столовой мы получили хлеб и сахар на завтрак.

Мы поселились в отведенной нам большой комнате на втором этаже ближайшего к столовой трехэтажного дома. Там за большим столом уже пировали ранее поселившиеся обитатели…»

Иван Ксенофонтович Яковлев: «Нам, четырем холостякам, досталась удобная комната с койками и чистой постелью в квартире старой немки. В этом же городе, в центре, разместилась и наша репатриационная миссия из нескольких офицеров и взвода солдат. Сначала нас не беспокоили: зарегистрировали, выдали талоны на продукты, по которым можно было питаться в городских столовых или отовариваться в магазинах. Ждали, пока соберется большая часть репатриантов, зарегистрированных у американцев. Но не все из них спешили на сборный пункт. Иные пережидали, стремясь узнать возможные последствия возврата. Были такие, кто боялся возмездия за предательство, жестокость в лагерях военнопленных или службу у немцев. Наши представители требовали от союзников репатриации всех советских граждан. У тех такого желания не было, поэтому наши офицеры мотались по всей округе, собирая своих соотечественников.

Всех прибывающих регистрировали, бывших военнопленных зачисляли в роты, батальоны, назначая из них же командиров подразделений. Гражданское население размещали по группам, с учетом их прежнего места жительства. Военные занимались строевыми учениями, политзанятиями, несли караульную службу, патрулировали улицы, следя за порядком в городе. В остальное время репатрианты были свободны, занимались своими делами. (…)

Вся ответственность за порядок и сохранность имущества немцев возлагалась на советскую миссию. Так был создан сборный пункт. Немцам ничего не оставалось, как выполнить требование союзников, разместить всех репатриантов в домах горожан и обеспечить им человеческое проживание. Была организована русская комендатура, коей подчинялись немецкие городские власти.

Таким образом, в западной части Германии, в городе Гревен, временно был образован оазис советской земли. Наша комендатура понимала политическое значение этого “оазиса”, поэтому создавала не только приличные условия проживания советских граждан, но и следила за дисциплиной и порядком в городе. Основная задача миссии состояла в том, чтобы как можно больше вернуть на родину советских людей и не дать союзникам возможности оставить их на Западе. К репатриантам относились доброжелательно. (…)

Проверка началась уже в этом сборном пункте. Занимался этим капитан особого отдела миссии, представитель “СМЕРШа”. Он при регистрации вызывал каждого в кабинет, заполнял анкету, заставлял подробно написать о пленении, концлагерях, работе в них и о своих товарищах, которые могли подтвердить эти данные. Хорошо, что у меня в маленьком блокнотике были отмечены даты и места проживания в концлагерях, а также фамилии и адреса моих товарищей по несчастью. Короче — на каждого репатрианта заводилось специальное дело, которое сопровождало его до самого места жительства, пополняясь новыми данными. Мы тогда думали, что проверка нас на этом закончится, но сильно ошибались. Более тщательной она была на родине, отправки куда мы с нетерпением ожидали».

«Лагерь посещали и эмиссары других стран. Приглашали в Канаду и в Австралию, обещая свободную и благоустроенную жизнь, показывали и раздавали богато иллюстрированные рекламные буклеты, — пишет неизвестный автор из бывших военнопленных. — …В окрестностях городка Пархим был организован пересыльно-сортировочный пункт для приема “перемещенных лиц”, прибывающих из оккупированных союзниками частей Германии. Здесь нас довольно быстро рассортировали, снабдили временными проездными документами, продовольственными аттестатами и добраться своим ходом направили на Восток по указанным в документах направлениям. Тех же, кто нуждался в медицинской помощи, в том числе и меня, опять посадили в американские студебеккеры, но уже с советскими армейскими номерами, и в сопровождении офицера с погонами капитана медицинской службы повезли в военный госпиталь, предназначенный для бывших военнопленных… Госпиталь находился в маленьком, не пострадавшем от войны городке на Востоке Германии — Виттштоке, сначала — прямо в центре города напротив здания городской ратуши, занятого советской комендатурой. Затем его перевели на окраину городка в несколько двухэтажных коттеджей напротив городского кладбища. Питание и медицинское обслуживание были очень хорошими, а бытовые условия в коттеджах со всеми удобствами — просто отличными. Никаких ограничений по выходу за пределы госпиталя не было, и, пользуясь этим, я на своих костылях много ходил по городку».