Дверь была заперта. Мисс Гуильт судорожно и неловко начала искать в стене кнопку, которую нажимал доктор, когда показывал комнату посетителям. Два раза она не попала на неё. В третий раз она нашла кнопку и нажала её. Пружина сработала, и дверь отворилась.

Без малейшей нерешительности она вошла в комнату. Хотя дверь была широко открыта, хотя довольно короткое время прошло после четвёртого приёма, так что только половина нужного количества газа заполнило комнату, отравленный воздух охватил её, как сильная рука за горло, как проволока, стиснувшая голову. Она нашла мужа на полу, у кровати. Его голова и одна рука были обращены к двери, видимо, он проснулся, вскочил и тут же упал, пытаясь выйти из комнаты. Мисс Гуильт собрала все силы, — а женщины способны на многое в непредвиденных случаях, — приподняла Мидуинтера и вытащила его в коридор. Голова её кружилась, когда она, положив его на пол и доползла на коленях до комнаты, чтобы закрыть её и не допустить проникновения отравленного воздуха в коридор. Заперев дверь, мисс Гуильт подождала, не решаясь смотреть на мужа, пока вернутся силы, чтобы встать и подойти подышать к окну над лестницей. Когда окно было открыто, в коридор ворвался холодный воздух раннего зимнего утра, она решилась вернуться к мужу, приподняла его голову и в первый раз пристально посмотрела ему в лицо.

Смерть ли разлила мертвенную бледность по лбу и щекам Мидуинтера и свинцовую краску на веках и губах?

Она развязала ему галстук, расстегнула жилет и подставила к свежему воздуху голову и грудь. Приложив свою руку к сердцу, она положила его голову к себе на грудь, так, чтобы она по-прежнему была обращена к окну, ждала, что будет дальше. Прошло некоторое время, время довольно короткое для того, чтобы считать его минутами на часах, и вместе с тем вполне достаточное для того, чтобы в памяти упрямой чередой прошли воспоминания о супружеской жизни с ним, вполне достаточное для того, чтобы окончательно созрела решимость, зародившаяся в душе, как единственный результат захвативших мисс Гуильт воспоминаний. Когда глаза её покоились на Мидуинтере, странное спокойствие медленно разливалось по её лицу. Она выглядела как женщина, которая решилась одинаково испытать как радость при его выздоровлении, так и горе в случае его смерти.

У мисс Гуильт не вырвалось из груди ни крика, но потекли из глаз слезы, когда через некоторое время она уловила первое слабое биение его сердца и заметила первое слабое дыхание, слетевшее с его губ. Она молча наклонилась к Мидуинтеру и поцеловала его в лоб. Когда она опять подняла глаза, выражение глубокого отчаяния покинуло её лицо. В глазах появилась какая-то светлая радость, которая озарила все её лицо как бы внутренним светом и сделала её опять миловидной и женственной.

Она опустила мужа на пол и, сняв с себя шаль, подложила её под его голову.

— Тебе было очень трудно, мой возлюбленный, — сказала она, чувствуя, что слабое биение его сердца усилилось. — Теперь тебе станет легче.

Она встала и, отвернувшись от мужа, заметила пурпуровый флакон на том месте, где и оставила после четвёртого приёма.

«Ах, — подумала мисс Гуильт спокойно, — я забыла моего лучшего друга — я забыла, что ещё не все вылито».

Твёрдой рукой, с совершенно спокойным лицом она налила в трубку в пятый раз.

— Ещё пять минут, — сказала она, поставив флакон и посмотрев на часы.

Мисс Гуильт задумалась, и эта задумчивость немного омрачила кроткое спокойствие её лица.

— Не написать ли мне ему прощального слова? — спросила она себя. — Не сказать ли всей правды, прежде чем я оставлю его навсегда?

Её маленький, оправленный в золото карандашик висел на часовой цепочке. Посмотрев на него с минуту, она встала на колени возле мужа и засунула руку в карман сюртука: его записная книжка была тут. Какие-то бумаги выпали из неё, когда мисс Гуильт отперла застёжку. Одна из этих бумаг была письмом, которое Мидуинтер получил со смертного одра Брока. Мисс Гуильт перевернула два листа почтовой бумаги, на которой ректор написал слова, оказавшиеся теперь справедливыми, и нашла последнюю страницу последнего листа пустой. На этой странице она написала свои прощальные слова, стоя на коленях возле мужа.

«Я хуже всего того, что ты мог подумать плохого обо мне. Ты спас Армадэля, поменявшись с ним комнатами сегодня, и ты спас его от меня. Ты можешь угадать теперь, чьей вдовой я выдала бы себя, если бы ты не спас ему жизни. Узнаешь, на какой злодейке ты женился, когда женился на женщине, пишущей эти строки. Всё-таки у меня в жизни бывали и чистые минуты, и тогда я нежно любила тебя. Забудь меня, мой возлюбленный, встретив женщину, которая будет лучше меня. Я, может быть, сама была бы лучшей женщиной, если бы обстоятельства не искалечили мою жизнь, прежде чем ты встретился со мною. Теперь это всё равно. Я могу загладить свою вину перед тобой только своей смертью. Мне нетрудно умереть теперь, когда я знаю, что ты останешься жив. Даже за своё злодейство получила по заслуге, — оно не удалось. Я никогда не была счастлива».

Мисс Гуильт снова сложила письмо и положила его в руки Мидуинтера, чтобы оно привлекло внимание, когда он придёт в себя. Мисс Гуильт тихо сомкнула его пальцы на письме и подняла глаза. Часы показывали, что идёт последняя минута последнего промежутка. Она наклонилась над Мидуинтером и запечатлела прощальный поцелуй.

— Живи, мой ангел, живи! — нежно прошептала она, коснувшись своими губами его губ. — Вся твоя жизнь впереди, счастливая жизнь и честная, если ты освободишься от меня!

В последний раз с невыразимой нежностью мисс Гуильт откинула ему волосы со лба.

— Любить тебя не было заслугой, — сказала она. — Ты один из тех мужчин, которые нравятся всем женщинам.

Она вздохнула и оставила его. Эта была её последняя слабость. Мисс Гуильт утвердительно склонила голову перед часами, как будто это было живое существо, говорящее с нею, и последний раз наполнила трубку последней каплей, оставшейся в флаконе.

Закрываемая тучами луна слабо светила в окно. Положив руку на ручку двери комнаты, она повернулась и посмотрела на свет, медленно исчезавший с пасмурного неба.

— О Боже, прости меня! — сказала она. — О Христос, будь свидетелем, я так страдала!

Ещё с минуту медлила она на пороге, медлила, чтобы бросить свой последний взгляд на этом свете, и обратила этот взгляд на него.

— Прощай! — сказала она нежно.

Дверь комнаты отворилась и затворилась за ней. Наступили минуты тишины. Потом послышался глухой шум, похожий на падение. Затем опять настала тишина.

Часовые стрелки отсчитывали минуты одну за одной. Пошла десятая минута с того момента, как дверь комнаты затворилась, прежде чем Мидуинтер пошевелился и, пытаясь приподняться, почувствовал в своей руке письмо.

В эту самую минуту в двери на лестнице повернулся ключ, и доктор, с тревогой смотря на дверь роковой комнаты, увидел пурпуровый флакон на подоконнике и лежащего на полу человека, старавшегося приподняться.