Есть интересный пример и у М. Бейтсон, дочери двух великих антропологов — Г. Бейтсона и М. Мид[1023]. Он касается системы греческих богов Зевса и Геры и т. д. Среди богов были споры, женитьбы, разводы, как и у людей. В результате греческая религиозная система легко транслируется с того, что вы знаете о своих родственниках, на знание того, что происходит с погодой, климатом, урожаем, международными отношениями и под. Она говорит: «Метафора задает рамку мышления, когда знание одного ты можешь применить к знанию другого. Эта форма мышления по аналогии».

И последнее замечание. Вероятно, в будущем будут обращать серьезное внимание на нейрохимический и нейропсихологический инструментарий создания единства и патриотизма. Несомненно, что ритуалы парадов и демонстраций, особенно в сталинское время создавали тот уровень воодушевления, который мог перекодироваться в нужные ментальные структуры. Чествование героя или уничтожение врага должны давать всплески тестостерона, которыми наверняка пользуются государства.

Можно привести также следующие примеры, где скачки тестостерона выявлены объективными методами:

• победа команды дает болельщику 25-процентное повышение тестостерона, проигрыш — такое же понижение[1024]. Отсюда радость на улицах с переворачиванием скамеек, но и гордость за родную страну,

• повышение тестостерона меняет поведение в пользу обладания более статусными вещами, что показали эксперименты с искусственным введением тестостерона в одной группе и плацебо в другой, люди с тестостероном выбирали внешне-ориентированные дорогие предметы[1025],

• самым удивительным эффектом, но который во многом объясняет предыдущие два, является то, что тестостерон переводит принятие решений на автоматическую систему, Систему-1, как ее называют, против Системы-2, требующей размышлений[1026]. Утрируя, можно сказать, что возникает человек-автомат, реакции которого предсказуемы.

Стране нужны герои. Но стране нужны и враги, чтобы героям было где проявить себя. Герои и враги всегда идут в сцепке, они неразрывны. Но одних мы любим, а других ненавидим. Перестройка сделала эксперимент, поменяв местами государственных героев и государственных врагов. Но массовое сознание выдержало это.

Информация сегодня стала свободна от человеческого управления, характерного для прошлого. Информационные толпы из соцмедиа могут порождать все вне любого контроля. Как оказалось, скрыто управляемые индустриально, они могут вмешиваться и в социальные процессы, например, в выборы. Это происходит, когда якобы случайные информационные потоки вдруг оказываются системными. Тогда они могут сносить на своем пути любые преграды, поскольку государства научились работать против системного противника, но не против случайного. Советский Союз мог работать и против случайного врага, но тогда ему приходилось превращать его в системного, арестовывая, к примеру, по анкетным данным всех священников или всех дореволюционных профессоров. Тем самым искомый враг все равно попадал в сети.

Информация прошлого была силой в упряжке с религией или идеологией. С этой информацией могли работать только особо выделенные «мета-люди»: жрецы в далеком прошлом или подчиненные М. Суслова в недавнем прошлом. Брежнев отвергал в своих речах редкие цитаты классиков марксизма, говоря, ну кто же поверит, что Леня Брежнев читал это.

Даже негатив, а он, по определению, был антивластный и потому достаточно сильный, не мог разрушить религиозную или идеологическую систему, а приводил только к наказанию того, кто осмелился этот негатив распространять.

Знание было опасным. Сталин уничтожает всех участников семнадцатого съезда, когда большой объем голосов был подан против него. Цифры проголосовавших против расходятся: от 169 до 292 по разным источникам. А всего голосовало 1225 человек. Тем самым вновь Сталин здесь делает системным своего врага, уничтожая всех проголосовавших, чтобы избавиться от проголосовавших «против».

Государства контролировали в первую очередь распространение информации, а не саму информацию. Анекдот про Брежнева спокойно циркулировал, поскольку передавался устно. Но он не мог попасть в массовую циркуляцию.

Страны соцлагеря жили в системе контроля информации. Все, что читалось или смотрелось на экране, должно было проходить предварительную цензуру. Сначала пишущие машинки, а потом и множительные аппараты были под жестким контролем. Режим в Польше падает, когда католическая церковь ввозит из-за рубежа множительные аппараты для Солидарности.

Церковь была сильна, пока не появилось книгопечатание. И хоть первым заказом была Библия, потом все изменилось. Еретические сочинения также получили возможность для распространения. Условный враг церкви — наука, благодаря изобретению печати, объективизировалась и стала на самостоятельные ноги. Возникли национальные государства, поскольку книги стали печататься не только на латыни, но и на языках, на которых говорили люди.

От католицизма отделились более современные направления, которые пошли по миру без прошлых страхов. В результате протестантские страны показывают лучшие результаты развития, чем страны католические. Православные страны идут только после них. Это объясняют тем, что протестантские страны получили церковь как новую иерархию, и власть перестала быть в центре всего, а в православии церковь всегда подчиняется власти. Несколько центров власти способствуют более динамичному росту, наличие одной вертикали в виде царя-генсека-президента тормозит развитие. А постсоветское пространство вообще не выполняет закон разделения властей, поскольку все квазинезависимые структуры готовы делать все по указке сверху.

Газеты создают единый информационный поток, порождая массового человека, который и знает одно и то же, и понимает его одинаково. Ему вскоре потребовалась и массовая культура, чтобы наполнить его мозги правильными эмоциями, а не только правильной информацией. Образование также создает типаж единого гражданина с единой картиной мира в голове, который одновременно может по указке то хлопать, то осуждать.