– Не важно, что он сделал, – сказал он с такой убежденностью, которая потрясла Мауру. – Он всегда будет причинять тебе боль, его не переделать. Для него это так же естественно, как для меня дышать.

– Ты прав, Кирон, – заговорила Маура, но в ее голосе не было уверенности, а ведь она сама думала о том же, когда, ничего не видя от слез, выходила из гостиницы.

Кирон положил руки ей на плечи.

– Послушай, любимая. Выслушай меня внимательно. Я люблю тебя не так, как ты всегда думала. Не как брат или близкий друг. Я люблю тебя так, как должен был бы любить тебя муж. Я жалею, что не сделал тебе предложения, когда мы расставались в Баллачармише. Один Бог знает, как близок я был к этому и как раскаиваюсь, что отпустил тебя.

– Кирон… прошу тебя…

– Сделай я тогда тебе предложение, ты ведь согласилась бы выйти за меня замуж, да? – Он крепче прижал ладони к ее плечам, не обращая внимания на протесты Мауры. – Ты бы согласилась, потому что тоже любишь меня. Мы созданы друг для друга, сестренка. У нас одни корни, мы понимаем друг друга так, как никто другой.

– Я замужем, Кирон, – твердо сказала Маура. – Ты не должен говорить мне всего этого. Мы вообще не должны ни о чем таком разговаривать.

– Мы пойдем к епископу Нью-Йорка, объясним ему все обстоятельства твоего замужества. Попросим написать в Ватикан. Твой брак признают недействительным. Я попрошу Генри одолжить мне денег, куплю ранчо на Западе, мы начнем новую жизнь. Возьмем с собой Феликса и Натали…

– Александр никогда не отдаст их мне. Никогда!

У Мауры пересохло во рту, сердце стучало, словно она бежала с кем-то наперегонки. Это чистое безумие – она отвечает Кирону так, будто он говорит разумные вещи будто это и впрямь возможно. Кирон не сводил с нее глаз.

– Отдаст. Ты же сама сказала, что для него существует только Саша. А если он вдруг соскучится по Феликсу и Натали что ж, у него достаточно денег приехать навестить их. Мы можем это сделать, Маура. Можем уехать отсюда и начать вместе новую жизнь. Жизнь, которую должны были начать еще два года назад.

Кирон говорил так настойчиво и убежденно, что, не держи он ее крепко за плечи, Маура наверняка потеряла бы равновесие. Многое из того, что он сказал, – правда. Они действительно очень подходили друг другу. Она отлично представляла их жизнь на Западе, мысленно видела и ранчо, и лошадей, и даже белую изгородь.

– Нет, – ответила она, понимая, что причиняет ему невыносимую боль. – Нет. Не могу.

– Можешь, Маура! Можешь!

В приглушенном свете осеннего дня упругие кудри и широко посаженные глаза с золотыми искорками делали Кирона похожим на отпрыска Медичи. Маура даже удивилась, как это она раньше не замечала такого явного сходства и опасности, таящейся в их слишком близкой дружбе.

– Нет. Не могу, Кирон. Не могу, потому что все еще люблю Александра, – повторила она с прежней твердостью и покачала головой.

Локон выбился из-под шляпки и нежно терся о ее щеку. Кирону показалось, что она размахнулась и дала ему пощечину. Он отпустил ее плечи, не в состоянии поверить в то, что услышал.

– Знаю, в это трудно поверить после всего, что случилось. Но это правда. Ничего не поделаешь.

– А как же Ариадна Бревурт?

– Он не любит ее, – ответила Маура, стараясь не показать, как ей больно. – Он любит одну Дженевру.

Кирон глубоко вдохнул, ноздри его побелели и сжались. Он открыл свои карты, и ему было показалось, что на руках у него козыри. Он ошибся и только испортил их дружбу. Угадав, о чем он думает, Маура, будто извиняясь, сказала:

– Мы можем остаться друзьями, Кирон. Я не представляю жизни без твоей дружбы.

Издалека донесся шум поднимающегося вверх по реке парохода. Без всякой связи с разговором Кирон подумал, что пароход этот, возможно, идет из Ирландии.

– Тогда мы останемся друзьями, сестренка, – но в его голосе Маура услышала сожаление. – А когда наступит день и ты захочешь, чтобы мы стали больше, чем друзьями, я буду ждать тебя. Когда бы этот день ни наступил.

Маура ничего не рассказала Изабел о разговоре с Кироном. Дружба их продолжалась, как она и надеялась, но с особым подтекстом. Когда Кирон после Рождества сообщил ей, что Генри согласился одолжить ему денег на покупку ранчо, Маура расценила это как невысказанное предложение. Она может поехать с ним. Если хочет. В феврале Кирон уехал в Канзас присмотреть что-нибудь подходящее, а на Пасху Фредерик Лапсдоун предложил ей съездить в Вашингтон, посмотреть на жилье для рабочих.

– Вашингтон относительно новый город, – сказал он ей во время одного из заседаний ассоциации. – Мне бы хотелось, чтобы вы съездили туда с кем-нибудь и подготовили доклад о жилищных условиях для рабочих. Там может быть много полезного для нас. Любые ваши выводы мы выслушаем с большим интересом.

– Я еду с Августой Астор, – сказала Маура Изабел в начале мая, когда все уже было готово к поездке. – Меня не будет неделю, возможно, две…

– Если ты уедешь на две недели, мы не увидимся очень долго. Через десять дней я уезжаю к Бесси Шермехон в ее летнее имение.

– Я постараюсь вернуться до твоего отъезда.

Маура совсем забыла об этом давнишнем приглашении к Шермехонам. Ее тоже приглашали, но она отказалась поехать. Имение Шермехонов находилось сравнительно недалеко от Тарны и навевало бы слишком много воспоминаний. Маура знала, хотя они и не обсуждали это с Александром, что этим летом она в Тарну не поедет. Александр купил себе новую игрушку за миллион долларов – паровую яхту, которую назвал «Джезебел». На ней он собирался отправиться к берегам Флориды и распорядился, чтобы в его отсутствие Саша с няней оставались в Тарне.

Невероятно, но Маура до сих пор ни разу не видела сына Дженевры. Александр не привозил его в их дом на Пятой авеню, а она больше не бывала у него в гостинице.

– Неужели тебе не хочется его увидеть? – спрашивала Изабел всякий раз, когда заходил разговор о мальчике.

Мауре очень хотелось увидеть Сашу. Но Александр, очевидно, считал, что общение с ней не пойдет Саше на пользу, и Маура не настаивала.

– Может, и хорошо, что ты уезжаешь пятнадцатого, – сказал Генри, когда Маура поделилась с ним своими планами. – По крайней мере, не будешь участвовать в этих дурацких гонках.

– В каких гонках? – не поняла Маура.

– Как, ты не знаешь? – искренне удивился Генри. – Александр тебе ничего не сказал?

– Мы почти не разговариваем, – сухо напомнила Маура. – Какая лошадь бежит? Один из жеребят Шейха Пустыни?

– Нет, это не скачки. – Генри явно терял терпение. – «Росетта» будет состязаться в скорости с новой яхтой Вилли Райнландера «Новый рассвет».

– Это все Вилли, – сказал Чарли, растянувшись в шезлонге в саду. – Он на весь город раззвонил, что его новая яхта может обогнать любую другую, в том числе и «Росетту». Естественно, Александр не смог промолчать.