Чоун кивнул в сторону очага с видом глубокой задумчивости.

– А теперь давайте рассмотрим кандидатуры возможных подозреваемых.

– Подозреваемых? – Мистер Элиот оживился и заерзал в кресле. – За время своей работы я только и делал, что искал подозреваемых. Это, можно сказать, стало моей привычкой. – На мгновение его глаза вспыхнули веселым лукавством. – Мне в таком случае следует подозревать всех. Даже вас.

Доктор Чоун мгновенно сменил выражение лица на серьезное и мрачное. Он давно обнаружил, что ничто так не мешает проводить анализ состояния пациента, как приступы беспричинной эйфории, а потому всегда спешил сразу же притушить вспышки излишнего веселья.

– Мне жаль, – сказал он, – но мы не можем себе позволить столь легковесного подхода к делу. Поскольку, даже обещая, что сумеем взять его под контроль, я не хотел бы вводить вас в заблуждение. Это может оказаться трудной задачей, гораздо более серьезной, чем мы предполагаем. – Мистер Элиот отреагировал ожидаемо, сразу же снова погрустнев. – Так что я все же предлагаю пройтись по списку гостей вашего домашнего праздника.

– И понять, как, черт возьми, многие из них вообще сюда попали, – пробормотал Элиот, которого не привлекала перспектива вновь перебирать в памяти всю многочисленную свиту Паука. – Уже подали сигнал переодеваться к ужину или я ослышался?

– И все же, – с неумолимым упорством продолжил Чоун пятнадцать минут спустя, – обратимся к вашему непосредственному окружению. Начнем с того, что у вас два кузена: вы им полностью доверяете?

– Доверяю ли я Руперту и Арчи? – Мистер Элиот явно искал обтекаемый ответ. Но его усилия пропали впустую. С завидным умением и приобретенным с годами опытом Чоун создал в библиотеке атмосферу исповедальни. – Не могу сказать, что доверяю им безоглядно. То есть я имею в виду, что доверяю до известных пределов. Разумеется, оба они славные парни, хорошие и добрые, и я был несказанно рад, когда они приехали, чтобы поселиться у нас. В детстве мы с Рупертом воспитывались вместе – arcades ambo[70]. И Арчи в последние годы хорошо влился в семью. У него есть литературный дар. И боюсь, он слишком творческая натура для своей профессии инженера. Одно время он добивался в ней успехов; многие его проекты даже называли «поэмами в стали». К сожалению, часто никуда не годился выбор материалов для строительства, а это очень важно.

– Но, как я понял, несмотря на все свои несомненные достоинства, сэр Арчибальд не слишком надежный человек и не пользуется вашим стопроцентным доверием?

– Да, вероятно, не стопроцентным. Несколько лет назад произошел прискорбный инцидент, когда я узнал, что Арчи сумел получить доступ в винный подвал с помощью отмычки. Хотя виноват отчасти я, поскольку сам выступил с подобной идеей. Видите ли, в моих книгах герои делятся с читателями самыми разнообразными знаниями и приемами. И Арчи просто позаимствовал уловку из моего романа. Что, конечно, только усилило взаимную неловкость в той ситуации.

Чоун кивнул. Похоже, мистер Элиот уже на практике узнал, каково это, когда, по его же выражению, наши фантазии возвращаются, чтобы ударить по нам самим.

– А что сэр Руперт? – поинтересовался он.

– Руперт? – Мистер Элиот чувствовал дискомфорт, но деваться было некуда. – Руперт – персона весьма основательная. Он многое повидал на своем веку. Человек действия, активности. Так он сам иногда себя называет.

– И что же, он проявлял активность в последнее время?

Услышав столь недвусмысленный вопрос, мистер Элиот, казалось, удивился.

– Странно, но если вдуматься, то нет. Ему просто нравится жить в Расте. – Он снова сменил позицию в кресле, словно искал положение, при котором вещи начнут представать в более радужном свете. – Здесь ему спокойнее, даже безопаснее. Поскольку, как я уже сказал, он тоже не абсолютно надежен.

– Если можно, подробнее.

Ощущение собственной беспомощности у мистера Элиота только возросло.

– Речь идет, главным образом, о деньгах. Он как-то никогда не умел обращаться с ними правильно. Помнится, в детстве произошло достойное сожаления недоразумение с ящиком для пожертвований в пользу бедных, установленным в местной церкви. Наш священник проявил крайнюю непримиримость в том случае. Он был склонен считать это скорее святотатством, чем обыкновенным мелким воровством. А сейчас проблема, главным образом, связана с чеками. Их так соблазнительно легко подделывать.

Получив, к своему удовольствию, достаточно интересную информацию, доктор Чоун слегка ослабил нажим. Он заговорил о том, как глупо рассматривать вскрытие ящика для пожертвований с криминальной точки зрения, не принимая во внимание все аспекты подростковой психологии; потом перешел на вред, который часто приносят служители церкви вместо того, чтобы во всем поддерживать свою паству. Мистер Элиот подбросил дров в камин, а доктор Чоун снова услужливо поправил поленья с помощью кочерги. На этом краткое перемирие подошло к концу.

– Теперь перейдем к вашим детям, – сказал Чоун. – Понимаю, это всегда очень сложный для родителей вопрос, но его необходимо рассмотреть. Поведение ваших детей я бы назвал амбивалентным, то есть весьма двойственным.

Мистер Элиот в глубокой задумчивости смотрел на огонь. Создавалось впечатление, что даже термин исключительно научного свойства сейчас не соблазнял его на обсуждение предложенной темы.

– Они любят вас, – мягко продолжил Чоун. – Любят истинной и преданной любовью. Но в то же время они вас ненавидят. И в первую очередь это относится к вашему сыну.

– Ну, знаете! – возмущенно воскликнул мистер Элиот, всерьез задетый словами собеседника. – Не думаю, чтобы вы достаточно хорошо разобрались в характере Тимми для подобного рода выводов…

Чоун властным жестом воздел руку.

– Я говорю сейчас как ученый, – прервал он возражения хозяина, – который основывается на данных обследования тысяч примеров взаимоотношения родителей с детьми. Мы можем воспротивиться этому. Но научный факт останется неопровержимым. Мы можем цепляться за иллюзию. Но реальность не изменится.

Чоуну даже нравилось вставлять нравоучительные антитезы в разговор с людьми, чье сознание упрямо противилось свету истины; его голос звучал сейчас так, словно он вещал с позиций высшей добродетели, непостижимой пока для пациента.

– Вы можете восставать против неугодной вам закономерности. Но гораздо мудрее было бы черпать в ней силу. Мы ранены, уязвлены. Остается лишь понять, что такие раны в порядке вещей.

Мистер Элиот нахмурился. Вероятно, он действительно припомнил полученные когда-то раны, о которых толковал Чоун, или же как литератору ему не нравилось, если столько фраз подряд начинались с препозиции.

– То есть вы хотите мне внушить, – спросил он, – что Тимми с Белиндой и разыгрывают меня? Что именно они стоят за всеми мерзкими шутками?