С учетом этих обстоятельств соглашение о мире было подписано на удивление быстро. Главный импульс исходил из Вены. Выступая от имени Великобритании и Франции, австрийское правительство направило России ультиматум. Меморандум о предварительных условиях мира, принятый в Вене 14 ноября 1855 г., содержал пять ключевых условий. Во-первых, «полный отказ России от протектората над Дунайскими княжествами», во-вторых, «признание свободы судоходства по Дунаю», в-третьих, «объявление Черного моря нейтральным и свободным от военных кораблей», в-четвертых, «закрепление прав христианского населения Порты»; в-пятых, «право в интересах Европы выдвигать особые условия в отношении четырех вышеперечисленных гарантий»[799]. И Британия (которая не участвовала в составлении ультиматума) и Россия посчитали эти условия неприемлемыми, но по разным причинам. Если Британия считала их недостаточно жесткими, то Россия — слишком суровыми: главным камнем преткновения была судьба Черноморского флота. Несмотря на то что с падением Севастополя ситуация, казалось бы, радикально изменилась, союзники придерживались разных взглядов на будущую политику.

Что касается сухопутных войск, то соотношение сил в коалиции было неравным, поскольку Франция выделила в четыре раза больше войск, чем Британия. Вполне естественно, что Наполеон III хотел иметь решающий голос в вопросе прекращения войны и заключения мира. По всей видимости, существовало три варианта действий: во-первых, расширить масштабы войны, чтобы оказать давление на Россию, возможно спровоцировав восстание поляков или задействовав армии Австрии, Пруссии и Швеции (именно этого хотел Пальмерстон); во-вторых, свести войну к морской блокаде Балтийского и Черного морей; и в-третьих, усилиями дипломатов как можно быстрее положить конец конфликту. Наполеон III, убежденный, что он в основном достиг целей войны, в том числе разрушил консервативный Священный союз, в котором доминировала Россия, склонялся к третьему варианту и всячески поддерживал посреднические усилия Австрии. Британия не могла продолжать войну без Франции, и поэтому ей пришлось согласиться с союзником.

Но оставался главный вопрос: согласится ли оказавшаяся в изоляции Россия принять условия австрийского ультиматума. Для его обсуждения Александр II созвал совещание. Оно состоялось вечером 3 (15) января 1856 г. в Зимнем дворце, и результаты его были неоднозначными. Министр иностранных дел граф Нессельроде, давно занимавший этот пост, убеждал принять условия Австрии, утверждая, как точно сформулировал Кёртисс, что «они не чрезмерно суровые и что перспектив на лучшие нет, потому что чем дольше длится война, тем хуже будут условия мира, а ресурсы русских истощаются, а надежды на будущее нет»[800]. Советский историк Евгений Викторович Тарле так изложил позицию Нессельроде: «чем дольше будет длиться война, тем больше будет возрастать число врагов, выступающих против России». Князь Михаил Воронцов считал, что условия мира тяжелы для России, но, если продолжать войну, добиться более благоприятного соглашения нет никакой возможности. Результатом будут не только дополнительные потери и расходы; из-за истощения финансовых ресурсов можно потерять Финляндию и Польшу. Эти жесткие заявления отражали реальность, и другие члены Государственного совета, отвечавшие за военную, дипломатическую и экономическую сферы, могли лишь подтвердить их. Бывший чрезвычайный и полномочный посол России в Вене барон Петр Казимирович Мейендорф, например, утверждал, что «война неизбежно ведет нас к банкротству», и если Россия продолжит войну, то «дойдет до такой слабости, до какой дошла Австрия после Наполеоновских войн или Швеция после истощивших ее войн Карла XII»[801]. При голосовании все высказались за принятие австрийского ультиматума. На следующий день по поручению императора Нессельроде телеграфировал князю Горчакову в Вену, приказывая ему принять ультиматум безо всяких условий. 1 февраля 1856 г. был подписан протокол о согласии России, а также достигнута договоренность о том, что в марте в Париже пройдут переговоры по заключению мирного соглашения, которое закончит войну. Место переговоров свидетельствовало о восстановлении международного престижа Франции, которого жаждал Наполеон III.

Парижская мирная конференция отличалась не только скоростью работы, но и сердечными отношениями, тон которым задавало гостеприимство французских хозяев — и в немалой степени по отношению к русской делегации. Поскольку главную роль в переговорах играл Наполеон III, было совершенно очевидно, что будущее континентальной Европы теперь в руках Франции и России. Пруссия была еще недостаточно сильна, а Австрия, несмотря на все свое дипломатическое искусство, не входила в число самых могущественных военных держав. Британия, обладавшая самым сильным флотом, не могла обойтись без надежных союзников на суше. Ее армия ничем не отличилась в Крыму, а ее дипломатов, которых в Париже возглавлял лорд Кларендон, не поддерживала, как Каслри в Вене в 1814–1815 гг., влиятельная в международных кругах фигура вроде герцога Веллингтона.

18 (30) марта 1856 г. в Париже был подписан мирный договор между Великобританией, Австрией, Францией, Пруссией, Россией, Сардинией и Османской империей. Его первая статья провозглашала «мир и дружество», вторая требовала освобождения «завоеванных и занятых» территорий. Статья III обязывала Россию вернуть Карс туркам, а статья IV — возвратить императору всероссийскому «города и порты: Севастополь, Балаклаву, Камыш, Евпаторию, Керчь-Еникале, Кинбурн, а равно и все прочие места, занимаемые союзными войсками». Обращаясь к причинам войны, статья VII постановляла, что «Блистательная Порта признается участвующею в выгодах общего права и союза держав европейских», и призывала остальных «уважать независимость и целость империи Оттоманской». Учитывая довоенную обеспокоенность Франции и России, статья IX обращалась к султану и подтверждала «великодушные намерения его касательно христианского народонаселения его империи». Кроме того, та же статья гарантировала, что другие государства не имеют права «вмешиваться, совокупно или отдельно, в отношения е. в. султана к его подданным и во внутреннее управление империи его»[802].

Пять статей договора касались Севастополя, поскольку регулировали правила судоходства для военных и торговых кораблей в Черном море и турецких проливах. Статья X, посвященная проливам, пересматривала конвенцию 1841 г., заменяя ее новым документом, который являлся приложением к договору и «будет иметь такую же силу и действие, как если б он составлял неотдельную оного часть». В мирное время Дарданеллы и Босфор закрывались для иностранных военных судов. Эта статья не позволяла России направлять свои военные корабли через турецкие проливы в Средиземное море, но корабли других государств также не имели права входить в Черное море. Четыре следующие статьи (XI–XIV) во многих отношениях были следствием этого соглашения о проливах.

Статья XI объявляла Черное море «нейтральным», гарантируя «открытый для торгового мореплавания всех народов вход в порты и воды оного». В то же время заход в него «формально и навсегда воспрещается военным судам, как прибрежных, так и всех прочих держав». Связанная с ней статья XII объявляла, что «свободная от всяких препятствий торговля в портах и на водах Черного моря будет подчинена одним лишь карантинным, таможенным, полицейским постановлениям». Статья XIII непосредственно касалась Севастополя, поскольку согласно статье X, Черное море становилось нейтральным и России и Османской империи запрещалось «содержание или учреждение военно-морских на берегах оного арсеналов». Таким образом, ни флот, ни необходимая для него инфраструктура и склады больше не могли находиться в Севастополе или любом другом российском порту Черного моря, что разом перечеркивало все великие замыслы российских императоров от Екатерины II до Николая I. В статье XIV содержалась небольшая уступка, позволявшая России и Турции «содержать в Черном море для нужных по прибрежию распоряжений» легкие суда[803]. По соглашению, заключенному в тот же день, двум государствам разрешалось иметь по десять легких пароходов для выполнения патрульных функций.