Она постаралась сделать молитву покороче, соединила руки над головой и сошла с пня, на котором стояла. Голова гудела от напряжения, словно она сходила со сцены, на которой исполняла какую-то великую роль. А ведь правда! Какая роль может быть значительнее этой? Вокруг нарастал гул возбужденных голосов. Она оглянулась в поисках щита и только потом вспомнила, что он все еще висит у нее на спине. Чьи-то услужливые руки протянули ей ее жезл и мешок. Толпа расступилась, пропуская ее. Она видела глаза, полные слез, она ощущала, как руки протягиваются, чтобы дотронуться до нее, когда она проходила мимо. Это ей не слишком нравилось, ибо напоминало мужчин, желавших ее плоти в «Цветущей вишне». Конечно, здесь они хотели совсем другого, но все равно это ей не нравилось. Она всего лишь уста Д’варда, она недостойна такого поклонения. Она поспешила вверх по холму.

За все время, что она примкнула к Свободным, она ни разу не помнила, чтобы Д’вард останавливался в доме. Это было еще одним признаком перемен. Отсутствие новых рекрутов, то, что они уже в Таргвейле, бывшем с самого начала их целью, необычное обещание пира… События приближались к развязке, и частичкой этих событий была Элиэль Певица.

Певица? Она теперь совсем не пела, разве что вместе со всеми. Пожалуй, ей пора сменить имя. Элиэль Проповедница? Она подумала, не спросить ли ей совета у Пиола, и хихикнула, представив себе его реакцию. Наверняка он посоветует ей не задирать нос. Элиэль Актриса? Теперь она выступала перед огромными толпами зрителей, дедушке Тронгу такие и не снились, но ведь она теперь не играла. Пьесы – фантазии, по большей части греховный вздор про дурных людей, утверждающих, что они боги, но каждое слово, что она говорила сейчас, – правда. Она только повторяла то, что слышала от Д’варда, или то, что написали для нее Пиол и Домми, а это все равно были слова Д’варда, сказанные им публично или в частной беседе.

Задыхаясь и опираясь на посох, вышла она из леса к входному крыльцу дома. Двухэтажное здание выглядело зловеще. Окна зияли пустыми глазницами, дверь выбита. Когда-то вокруг него цвел сад, но сейчас он совсем зарос, и мерзлая трава хрустела у нее под ногами. Голые, неприглядные деревья словно в агонии протягивали ветви к небу.

На ступеньках сидели, болтая, двое молодых мужчин. При виде Носителя Щита они вскочили и сделали знак Кольца. Поскольку руки у нее были заняты, она отсалютовала им поднятым посохом и остановилась перевести дыхание.

– Благослови вас Неделимый! Я не последняя?

Они тревожно переглянулись.

– Мы не знаем, мать. Там есть другая дверь.

Мать? Это уже забавно! Она младше их обоих. Мать Элиэль? Элиэль – мать? Ну, говорил же Д’вард, что последние станут первыми. Сделав в уме зарубку спросить его или Пиола, что это значит, она поднялась по ступенькам.

Она нашла всех в большой комнате с высоким потолком. В дальнем конце комнаты в камине весело трещал огонь. В окна заглядывал Трумб, заливая все вокруг зловещим зеленым светом. В покрытых паутиной рамах торчали осколки стекла. Переплеты трех огромных окон бросали на пол четкие тени. Сам пол, заметила она, был когда-то покрыт дорогими мозаиками, но теперь их надежно скрывала нанесенная ветром листва. Кто-то очистил от листьев пространство перед камином, иначе дом занялся бы от первой же искры. Воздух был затхлый, и пахло сырой землей.

Она наскоро посчитала собравшихся и решила, что не опоздала. За отсутствием мебели Носители Щита сидели по двое, по трое на собственных мешках вдоль стен. Увидев блестящую лысину Пиола рядом с седыми космами Асфраль Повитухи, она подошла к ним и со вздохом облегчения уселась рядом, не сняв даже щита.

– Я слышала, как ты говорила, – прошептала Асфраль, перегнувшись через плечо Пиола. – Ну, немного. Ты говорила просто замечательно! Мне вообще нравятся твои службы! – Она потрепала Элиэль по коленке и улыбнулась своей широкой материнской улыбкой.

Элиэль пробормотала слова благодарности. Получи она такую похвалу за игру на сцене, она пришла бы в восторг. Благодарность за проповедь казалась ей излишней. Все, что она делала, – это только повторяла слова Освободителя. Порепетировав, это мог бы сделать каждый. И потом, талант – это Божий дар, говорил Д’вард, так что она здесь вроде бы и ни при чем, и нечего задирать нос.

– А где Д’вард?

– На дворе, – ответил Пиол. – С Домми и Килпианом. И не спрашивай нас, что они там делают, мы сами не знаем.

– Не совсем так, – поправила его Асфраль. – Что они делают, мы знаем. Мы только не знаем зачем.

Окна выходили во двор, с двух сторон замкнутый флигелями, а с третьей – высокой стеной. Подобно саду вокруг дома, двор был совсем запущен; деревья и кусты буйно разрослись, заполнив почти все пространство. Летом он, должно быть, напоминал джунгли. Зимой в нем царило бурое запустение. То, что было когда-то газоном, превратилось в маленький лужок. Три человека расхаживали по нему, откидывая в сторону сучья.

– Не костер же они собираются там разводить. Он же сожжет весь дом.

– Они расчищают место, – сказала Асфраль. – Мне кажется, у нас будет бал. Могу я рассчитывать на первый танец с тобой, Пиол?

Он не то усмехнулся, не то закашлялся.

– Если ты обещаешь не наступать на мои мозоли. Что до меня, я надеюсь, что пир будет все-таки сначала.

– Д’вард когда-нибудь раньше обещал пир? – спросила Элиэль. Она могла бы съесть небольшого мамонта с бочонком кленоягодного соуса.

– Нет, – хором отозвались остальные.

– А ведь красивый сад был раньше, – мечтательно вздохнула Асфраль. – Вон фонарное дерево. И гигантский веретенный орех. А вон те, маленькие, – сезамы; они очень красивы по весне.

За дверью зашуршали листья. Вошел низкорослый человек; такое облако светлых волос могло принадлежать только Дошу Вестовому.

– Двадцать! – объявил Тьелан откуда-то от камина. – Можем начинать.

– Двадцать три, – возразил Дош. Следом за ним в комнату вошли еще двое.

– Алис и Каптаан, и не забывай самого Д’варда.

Тьелан начал клясться, что и не думает забывать Д’варда. Наконец все расселись. Люди во дворе, похоже, закончили свои дела и пошли к дому.

Элиэль почти никогда не видела, чтобы все Носители Щита собирались вот так, без посторонних. Ну, почти без посторонних. Алис и Каптаан не в счет – они совсем другое дело. Они не относились ни к Носителям Щита, ни к Друзьям. Они не вели проповедей и не отвечали ни за что. Они просто были. Освободитель знает, что делает. Законы – для замышляющих зло, говорил он. Праведники руководствуются только совестью.

Килпиан с Домми пригнулись, проходя в низкую дверь, и уселись на свои места. За ними вошел Д’вард и остановился, оглядываясь по сторонам – наверное, считал собравшихся. Он так и не стал садиться.

– Мое благословение всем! – сказал он. – Голодны?

– Да! – ответили почти все.

Он вздохнул: